Портрет министра в контексте смутного времени: Сергей Степашин

Все от начала до конца в пропаганде Удугова было густо напичкано ложью, отделить правду от нее было просто невозможно. Он угрожал, он пугал, он нагнетал… Угрозы были нелепее одна другой. Если удавалось, то происшедшие катастрофы выдавались им как акции мщения. Он готов был взять на себя ответственность даже за извержение Везувия… Чем серьезнее становилась ситуация, тем активнее действовала пропаганда бандитов. И она достигала своего результата. Многое из оглашенного чеченским Геббельсом выплескивалось на страницы российских газет. Это раздражало. Раздражало военных, раздражало силовых министров, раздражало президента… «Да что вы, в конце концов, не можете унять нашу прессу…» — нет-нет да звучало и в адрес самого Степашина, и в адрес всего ФСБ. Но ситуация, которая генетически была памятна по прошлым годам — КГБ мог все — кардинально изменилась. Влияние на процесс носило исключительно межличностный характер. Единственным аргументом в споре со СМИ могли быть только неопровержимые факты. Впрочем, тогда лишь некоторые газеты и телеканалы старались им следовать. Большинство предпочитало пользоваться информацией с той стороны. Причин такого положения было несколько. Но главной была одна — непонимание силовыми структурами значения прессы, предвзятое отношение априори ко всем журналистам и не желание этого скрывать. «Я с вами не желаю разговаривать», — нередко бросал генерал Квашнин досужим корреспондентам. Они ему платили тем же. Вопрос взаимоотношений власти и прессы становился темой дня.

По этому вопросу Степашин пригласил к себе одного крупного медиа-магната, с которым хотелось определить правила игры. И у одного и у другого на руках были свои козыри. Важно было дистанцироваться от ведомственных подходов, чтобы выйти на оптимальную схему взаимопонимания. Собственно об этом и шел разговор за закрытыми дверями. И один и другой понимали, что информационно ситуацию необходимо менять. Важно было определить как. Отсутствие единого информационного центра, где сосредоточивалась бы вся информация, имело серьезные последствия. Фактически создавалось впечатление сплошной лжи.

Информация, распространенная одним ведомством, не подтверждалась другим, зачастую опровергалась третьим. Обзванивая своих контрагентов, журналисты пытались «расцветить» краткую информацию агентств собственными подробностями. Но что могли сказать в МВД об операции, проведенной ФСБ? Могли ли знать в ЦОС ФСБ о потерях МВД или о заявлении министра обороны? Это буквально бесило журналистов, которые искренне полагали, что в «горячих цехах» тайн друг от друга нет. А они были…

И ФСБ, и МВД, и Министерство обороны на информационном поле играли свою игру, нередко по своим правилам. Правилам, рожденным общей обстановкой нервозности вокруг главных фигур. Манипуляторы в Кремле, в непосредственной близости от всенародно избранного, дергали за ниточки, создавая атмосферу неуверенности глав ведомств в завтрашнем дне. «Борис Николаевич, что-то уж больно Степашин разговорился… Борис Николаевич, смотрите, что пишут о Ерине… А Грачев…» Закулисные интриги вокруг силовиков носили перманентный характер. Откровенные «наезды» зачастую разрабатывались в Кремле. «На то и Коржаков за стенкой, чтобы министр не дремал…» У последнего была совершенно отвязанная, как сейчас говорят, команда… Им было все «божья роса».

А потому пресс-службы МВД, ФСБ и кое-кто в Министерстве обороны (пресс-секретарь Грачева Агапова больше вредила, чем…) стремились максимально укрепить авторитет своего шефа, не дать мракобесам в Кремле понизить его рейтинг в глазах президента. Результат известен — нескоординированность действий приводила к еще более тяжелым последствиям.

Фактически шла борьба не против пропаганды Удугова, а против пропаганды своих коллег, что еще более страшно. Великие говорили: «У победы много отцов, поражение всегда сирота». Так было и тогда. Как только ситуация на бранном поле менялась, менялась она и на не менее «бранном» поле информационном. И обмениваясь мнениями с магнатом, Степашин принимал его аргументы, которые были и его собственными, выстраданными… Только взаимопонимание, доверие и поддержка журналистов может изменить ситуацию.

Но как мог Степашин повлиять на ситуацию в целом? Да, собственная пресс-служба будет делать все, что он скажет. Будет предоставлять любую находящуюся в ее распоряжении информацию. Да, сможет даже оказать некоторую помощь журналистам в зоне конфликта. Но что дальше? Если другие ведомства играют по другой программе?

Невероятно нужный и обстоятельный разговор остался незаконченным.

На проводе аппарата ВЧ был Игорь Межаков. «Группа боевиков прорвалась на территорию Ставропольского края и осуществила нападение на отделение милиции г. Буденновска. Информация проверяется».

Министр внутренних дел Виктор Ерин был не в курсе. Взяв паузу для уточнения сведений, он перезвонил через пятнадцать минут. «Да, такая информация есть. Но полную информацию мы сейчас уточняем. Я сам вылетаю туда». Действовать по линии ФСБ Степашин поручил Межакову.