Портрет моего мужа

Надо было бы встать, но сердце не просто ныло, в груди поселился ледяной ком, который то разрастался, заполняя всю грудную клетку, то съеживался, позволяя сделать вдох, чтобы потом вновь навалиться.

Дело – дрянь.

Этак Кириса и убивать не придется. Сам преставится.

– Ты так уверен?

– Уверен.

– Неспроста?

– Да.

– Ты дерьмово выглядишь.

– Спасибо, – он все-таки поднялся, с трудом удержавшись на ногах. Нет, дело не в потере крови. Кириса в прошлом резали и не раз. А Илзе взяла не так и много, чтобы… другое… а что, он понять не может. Но до камина дойдет, чтобы отправить в пасть его пару кусков древесины.

– Не за что, – мальчишка закрыл глаза. – Я спать хочу… я давно не спал… сложно уснуть, зная, что во сне ты кого-нибудь… от тебя тянет смертью. Я раньше как-то иначе все… знаешь, будто сквозь мутное стекло. Пытаешься разглядеть, а оно расплывается. И голова болит. Сейчас вот особенно… вода вкусная?

– Нормально.

– Мне бы тоже… попить… нет, я сам, – и некромант, будущая надежда рода и не только его, наклонился, выпутываясь из покрывала. Он тоже полз на четвереньках, и движения его были дергаными, нервными. Йонас то и дело останавливался, и ребра на тощем его теле расходились, натягивая синеватую кожу. Того и гляди прорвут.

Дышал он ртом, глубоко и часто, как старая собака.

Но дополз.

И почти упал в остатки лужи.

– Дверь… открыть? – поинтересовался Кирис.

– Нет… не надо… в такие ночи… многое становится иным… приходят… и ко мне придут… они звали… сколько себя помню, звали… сперва шепоток такой, когда засыпаешь… закрываешь глаза, а тебе, что колыбельная… не страшно, нет… я же не понимал, кто ее поет… на кладбище хорошо… старом… его еще тогда не прятали.

– От кого?

– Как понимаю, от любопытных… вроде тебя… снесли надгробия… хотя какие там надгробия, просто камни, которые стояли… полянка и камни. А меня тянуло. Я туда сбегал. От нянек. И от гувернера, которого бабка нашла… я его ненавидел. он меня тоже.

Мальчишка сел, повернулся спиной, на которой расходилась дорожка белых шрамов.

– Выпорол… я сбежал… всю ночь там… мне было так хорошо. Спокойно. А он… нашел и… разозлился. Раньше он следов не оставлял. А тут… бабушка ему потом выговорила.

– И только?

Шрамы были тонкими и на первый взгляд казались вовсе незаметными, этакие нитки, к коже приклеившиеся.

– Хорошего гувернера не так просто найти, – Йонас сел у стены. – Так она сказала. И я сам виноват… а он… он действительно стал осторожней. Он больше не оставлял следов. Явных.

Похоже, не только у Кириса детство не задалось.

– И ты…

– Я его убил, – мальчишка поморщился. – Не специально… то есть, я хотел, чтобы он убрался… и шепот, он становился сильнее… бабка решила, что я ненормальный, что… она приносила отвары и у меня в голове все мешалось.

Он потер виски.

– Прямо, как сейчас… почти… думать тяжело… что-то делать тяжело… дышать и то… а он всегда рядом… ждет, когда я ошибусь… он умел придумывать наказания.

– А Мар…

– Папаша появлялся хорошо, если раз в году. Приезжал на меня посмотреть, на мелкую… мать вообще не в себе… не знаю, почему бабка от нее не избавилась. Повезло, наверное. Или наоборот. От нее кровью тянет.

Мальчишка поерзал и пожаловался.

– А у меня спина зудит.

– Это от холода. Возвращайся к огню.

Да и в дом стоило бы. Если получится. Кирис не был уверен, получится ли. Щиты наверняка подняты, но перекрывают ли они и подземные тоннели?

– Папаше говорили, что я ленив… туповат… не стараюсь… что я… ни на что не годен.

– И он…

– Меня вызывали. Наряжали. Бабка как-то решила, что у меня осанка отвратительна. И потребовала, чтобы я носил корсет. Его затягивали туго, у меня и дышать-то получалось через раз… отвар еще этот. Я совсем ничего не соображал. А он… он только посмеивался. И говорил, что таких дрянных мальчишек, как я, надо наказывать и наказывать… что только порка способна из меня человека сделать… что я ничтожество, недоразумение…

Мальчишка втянул воздух сквозь сцепленные зубы.

– Он… он приходил… ко мне… в комнату… ночью. Трогал. Сперва только трогал. Говорил, чтобы и я его… мне было противно.

…и некому рассказать.

Наверное, в этом отношении Кирису повезло куда больше. У него хотя бы лодка имелась, костер и груда тряпья. Илзе, которой тоже не хватало места дома. А еще надежда, что дядька когда-нибудь да допьется.

Да.

Определенно, повезло.

– Однажды… он… пришел… был пьян. Он делал то, чего делать нельзя, – Йонас стиснул кулаки. – Мне стало больно и еще стыдно. И я захотел, чтобы он умер… я представил, как он умирает… как хрипит, хватаясь за горло… как сучит ногами и блюет, захлебывается собственной слюной.

На губах Йонаса появилась мечтательная улыбка.