Портрет мужчины в красном

Робер де Монтескью, который тоже не спешил отдавать все силы обороне страны, решил не дожидаться уланов и благоразумно отбыл в Трувиль. Там он познакомился с Айседорой Дункан, которая, по некоторым сведениям, вызвалась родить ему ребенка. Поскольку это совершенно не входило в его планы – вдруг бы у него начались приступы рвоты? – до конца войны Монтескью решил отсидеться в Беарне, в фамильном замке д’Артаньяна, где вызывал лютую ненависть соседей. На то были две причины. Во-первых, он пользовался «скверной репутацией». А во-вторых, было дело – скупил в округе всю «немодную» старинную мебель и переправил в Париж, где продал с немалой выгодой для себя.

Поцци, который теперь ходит в форме подполковника, остается в Париже. Госпиталь Валь-де-Грас открывает новый корпус на рю Ломон, в здании бывшего иезуитского монастыря, вблизи больницы имени Брока. В новом корпусе Поцци командует «дивизионом» в сто коек (из шестисот), а также курирует семьдесят пять коек в больнице имени Брока (пятьдесят для раненых фронтовиков и двадцать пять – для сифилитиков) и двадцать коек на рю Нуазьель, что на другом конце Парижа, не отказываясь и от частной практики на авеню д’Йена.

1915 год. Боевые действия не прекращаются. К антигерманскому блоку примыкают итальянцы. Наступающие альпийские стрелки отвоевывают у австрийцев высоту, на которой находится форт Поцци-Альти. В июле исполняется ровно тридцать лет со дня памятной поездки в Лондон за покупками. Поцци, главный военный врач, серьезно углубляется в теорию и практику фронтовых ранений. Но при всем том он находит время прооперировать частного пациента, который написал ему из Булони-сюр-Мер. Поцци в свои шестьдесят восемь лет вполне мог бы ограничиться воинскими обязанностями. Однако он соглашается принять некоего Мориса Машю, делопроизводителя службы косвенного налогообложения Булонского ведомства государственных доходов. Машю, как и следовало ожидать, далеко не богат: он присылает Поцци расписку в том, что в течение двух лет обязуется выплатить сумму в 500 франков за операцию, назначенную на воскресенье, 18 июля.

Поцци в мундире

Показанием к операции служит варикозное расширение вен мошонки – это врожденное, а не приобретенное заболевание, которое лечится путем частичной резекции яичек и подтяжки кожи. Единственная опасность самого заболевания и его лечения обусловлена не хирургическими, а психологическими факторами. Почему Поцци согласился принять безвестного государственного служащего, да еще приезжего с севера страны – человека, столь непохожего на великосветскую парижскую клиентуру? Этого нам знать не дано. Остается только строить догадки: вероятно, мысль о том, что в разгар массовой европейской бойни кого-то может волновать собственная мошонка, отвечала эстетике абсурда, близкой вкусам Поцци. Или же ему просто-напросто думалось: хотя бы здесь я способен кое-что изменить.

В октябре неожиданно умирает во сне пятидесятисемилетний Поль Эрвье, старинный друг Поцци, тот, который считал необходимым включать в брачный контракт слово «любовь»; сам он, кстати, так и не женился. В декабре Морис Машю отправляет Поцци банковский переводной вексель на сумму 125 франков и отчет о своем самочувствии. Состояние здоровья улучшилось лишь незначительно. Варикозное расширение вен в мошонке теперь менее выражено, чем до операции, но все еще заметно при пальпации, кроме как в состоянии покоя. Ощущение тяжести в яичках уменьшилось, но Машю на всякий случай продолжает носить бандаж. Эрекции бывают очень редко, два-три раза в месяц, всегда по утрам, сразу после мочеиспускания. Примерно два месяца назад случилась ночная поллюция. Бандаж остается сухим, тогда как до операции постоянно был влажным, иногда с красновато-коричневыми пятнами. Умственная деятельность вызывает меньше затруднений, чем прежде. Покалывание в области глаз практически ушло. В общем, отчаиваться не стоит, поскольку хирург предупреждал, что полное восстановление займет около года. К сему прилагается банковский переводной вексель на сумму 125 франков. Мсье Машю поздравляет мсье профессора Поцци с наступающим 1916 годом и желает всего наилучшего.

Боевые действия не прекращаются. Точнее, войны – несколько мелких и одна смертельная. Леон Доде публикует второй, а затем и третий том своих воспоминаний, где клеймит Поцци за тщеславие, некомпетентность и шарлатанство. Он (по слухам) носит прозвище Шаромыжник – за то, что елейно обращается к окружающим «cher ami»[116]; он претенциозен, слащав и чудовищно невежествен, однако при этом окружен «поццифилами», которым видится в нем «редкое сокровище, небывалый талант, полубог». Но «я, разумеется, – сардонически продолжает Доде, – не стану спорить с этими достопочтенными латиноамериканцами, для которых Поцци – мудрец вселенского масштаба». Монтескью напоминает другу, в чем заключается одно из преимуществ старости: она освобождает нас от детского страха перед насмешками.