В здании было так тихо, что Надежда даже засомневалась — а вдруг эта стерва Алина нарочно поставила машину у входа, а сама увела Лёлика в другое место. Вообще-то вряд ли, потому что он еле шел. Ох, надо торопиться!
Надежда наугад открыла несколько дверей, там были пустые пыльные помещения с подержанной офисной мебелью, как видно, все, что поприличнее, съехавшие увезли с собой. И за последней дверью находилась комната, выглядевшая хуже других. Надежда шагнула вперед, споткнулась о какую-то тумбочку, едва удержалась, чтобы не упасть, и тут услышала голоса. Точнее, женский голос, который она тут же узнала. Это был голос Алины. Голос доносился из-за двери, которая выглядела такой хлипкой, что Надежда не сомневалась — у нее хватит сил, чтобы дверь эту вышибить. Пока что она приникла к двери и стала слушать.
С самого начала испанскому галеону не везло. Он вышел из порта под охраной двух военных кораблей и направился в Испанию с грузом серебра. Но уже на второй день пути его захватил жестокий шторм, разделил с охраной, и, вместо того чтобы приблизиться к цели своего путешествия, его отнесло назад, к коварным и опасным водам Карибского моря.
Шторм наконец прекратился, испанские моряки поставили уцелевшие паруса, надеясь поймать ветер и встретиться с военными кораблями, но тут начался мертвый штиль, и теперь корабль дрейфовал на одном месте, безуспешно дожидаясь перемены погоды.
Капитан корабля, дон Диего Альмавера, мрачно смотрел на горизонт. У него были самые скверные предчувствия.
Немногочисленные пассажиры мучились от жары и жажды.
Только один из них, дон Педро Авила, недавно оставивший службу и направлявшийся домой, был невозмутим.
Кроме твердого характера, он отличался от прочих пассажиров тем, что почти не имел багажа — только один сундучок с приличным камзолом и несколькими сменами белья. Когда попутчики, которые везли из заморских владений короля богатые трофеи, спрашивали дона Педро, с чем он возвращается на родину, он отвечал, улыбаясь: с добрым именем и чистой совестью.
И незаметно проверял кожаный мешочек, спрятанный под одеждой.
После полудня поднялся легкий, едва ощутимый ветерок, паруса захлопали, наполняясь, и тяжеловесное судно медленно двинулось вперед. И почти сразу капитан услышал крик, доносящийся сверху, и запрокинул голову.
Дозорный матрос, который сидел в корзине на верхушке грот-мачты, махал руками и радостно кричал:
— Корабль! Я вижу корабль!
Пассажиры, услышав этот крик, оживились.
Должно быть, Бог внял их молитвам и они встретились с одним из военных кораблей охраны…
Однако капитана все еще не оставляли дурные предчувствия. Он поднялся на мостик, достал свою подзорную трубу и направил ее на зюйд-зюйд-вест — туда, где дозорный увидел корабль.
Вскоре он различил на горизонте крошечное пятнышко незнакомого корабля. Это пятнышко росло, приближаясь, и чем больше оно становилось, тем мрачнее делался капитан.
Вскоре он смог различить силуэт корабля и перестал сомневаться, что это не один из двух военных кораблей, с которыми их разлучил шторм.
Корабль приближался — и вдруг на его грот-мачте появился красный пиратский флаг.
Кровь прилила к лицу дона Диего.
— Поворачиваем! — приказал он рулевому. — Поворот оверштаг! Курс норд-ост!
Тяжелый корабль медленно, словно нехотя, развернулся. Матросы, как обезьяны, забегали по вантам, устанавливая дополнительные паруса. Они знали, что теперь только от их ловкости и опыта капитана зависит, доживут ли они до вечерней зари.
Теперь уже без подзорной трубы можно было разглядеть незнакомый корабль. Это был голландский шлюп, неуклюжий, но подвижный и быстрый, как волк моря.
Галеон наконец встал на новый курс и двинулся прочь, ловя парусами ветер и пытаясь выжать из него все, что можно. Но тяжело груженное судно сидело ниже ватерлинии и явно уступало в скорости верткому голландцу.
Расстояние между кораблями неуклонно сокращалось.
На галеоне было сорок пушек, и дон Диего приказал канонирам немедленно готовить их к бою. Когда расстояние между кораблями сократилось достаточно для выстрела, испанский капитан отдал приказ развернуть корабль левым бортом к голландцу и дать залп всеми орудиями этого борта.
Залп прогремел, и когда пороховой дым рассеялся, испанцы увидели, что пиратский корабль почти не пострадал.
Дон Диего был опытный мореход, но плохой военный.
Он не учел того, что пиратский корабль стоял к ним носом, а значит, был плохой мишенью. Зато сам испанский галеон стал теперь отличной мишенью для носовых пушек голландца. Прогремел залп — и тут же затрещала и рухнула бизань, с вант посыпались раненые матросы.
Пороховой дым рассеялся, и испанцы увидели, что пиратский корабль прибавил ходу, стремительно приближаясь к галеону. Дон Диего сорванным голосом отдавал команды, испанский корабль пытался развернуться, но он был тяжел, к тому же лишился одной мачты, и маневр не удалось довести до конца.
Дон Педро Авила с полубака наблюдал за развитием событий.