Портрет поздней империи. Андрей Битов

— Вот, например, заяц, — на поверхности реки появляется левая ладонь Битова со сложенными указательным и средним пальцами в форме латинской буквы V, — робкий, пугливый, ни характера, ни темперамента. Только это и знаем о нем с детства. Разве что его уши как-то могут привлечь наше внимание. Итак, сидит такой заяц в лесу и слушает шорохи различные, крики, вой, треск ветвей, скрип полозьев. То есть вся его жизнь подчинена различению звуков, их чтению, ведь во всей этой кажущейся, на первый взгляд, какофонии есть свой смысл, свой текст, если угодно, который надо уметь читать. Есть звуки опасные и тревожные, есть звуки зловещие, есть умиротворяющие, есть предупреждающие, а есть просто тишина, в которой тоже содержится информация, доступная только нашему зайцу. И вот когда наступает безопасная последовательность звучания, он перебегает от одного укрытия к другому, — ладонь исчезает под водой, — минует лес, поле, окраину какой-то заброшенной деревни, пока наконец на его пути не оказывается тракт. Обычный проезжий тракт, по которому в санях едет Пушкин. Заяц оказывается перед выбором — дождаться, пока проедет Пушкин, хотя он, разумеется, не знает о Пушкине ровным счетом ничего, или перебежать тракт, потому что за спиной он чувствует приближение этих самых тревожных и зловещих звуков. В результате из двух зол он выбирает меньшее и в самый последний момент проносится перед едва не задевшими его лошадьми. Извозчик, разумеется, что есть мочи вопит: «Тпру!» Сани резко останавливаются, и Пушкин ступает на снег. Интересуется, что случилось, а узнав, принимает решение разворачиваться и ехать обратно, потому что заяц, перебежавший дорогу, является куда более дурной приметой, нежели переходящий дорогу черный кот или встреча на улице с попом. Пушкин смотрит вслед убегающему зайцу и размышляет о том, насколько сейчас сильно у него бьется сердце. От страха, например, от внезапно принятого решения, от удушающих сомнений, что, может быть, и не надо было никуда бежать, но дождаться, затаившись, когда проедут сани с Пушкиным.

Битов встал со дна Сетуни, а так как искупался он в одежде, совершенно уподобившись при этом Семену Михайловичу Буденному, то теперь был повсеместно облеплен майкой и джинсами.

— Ничего, пока дойду, на мне все высохнет, — и уже начав восхождение по скрипучей лестнице, подвел итог сказанному про зайца: — А ведь этот зверь Александра Сергеевича-то и спас. Вот не развернись тогда Пушкин, то оказался бы на Сенатской площади непременно, а последствия такого посещения хорошо известны — или картечь, или шестой повешенный, или каторга. То есть этот робкий, пугливый заяц, обычный русак, спас русскую литературу, причем сделал это, сам того не подозревая. Просто шарахнулся сдуру под лошадей и вошел в историю, вполне, на мой взгляд, заслужив себе тем самым памятник…

Металлическая лестница вновь ожила и загрохотала, а сварные ступени выпятили проржавевшие болты-тридцатки и принялись извиваться под ногами, что твои змеи.

Поднявшись наверх, Битов накрыл левой ладонью макушку головы и сообщил, что сначала налысо бриться он не собирался, но потом подумал — а почему бы и нет. И теперь понимает, что не прогадал, — вот сейчас голова уже совсем сухая.

Как у Будды.

2019

Олег Демидов Москва Как мы Битова на вокзал провожали

© О. Демидов

С Андреем Георгиевичем я был знаком коротко. Один эпизод. В 2017 году. И не писал бы об этом, да больно анекдотичная ситуация. Пусть будет.

Как-то меня попросили распечатать и привезти Битову билеты на поезд до Санкт-Петербурга. В течение дня задача чуть-чуть усложнилась — довезти и посадить писателя в «Красную стрелу». Своим ходом до вокзала не добраться, ибо здоровье Андрея Георгиевича не позволяет, поэтому придется взять такси.

Все просто. Проблем не должно быть.

Я позвал друга, чтоб было сподручней, и мы поехали на Красносельскую. С пустыми руками — неловко, поэтому решили взять коньяк. Логика была беспроигрышной: если Битов не пьет, кому-нибудь подарит (фиг вам! Пьет, и еще как, но надо было брать водку). Долго искали дом, который был прямо перед глазами. Наконец, около десяти вечера, зашли.

Битов встретил нас в коридоре. Тапочки на босу ногу, легкий черный халат. Медленно, но бодро ковыляя обратно в квартиру, умудрился погладить двух мимо пробегавших соседских котов.

С порога начал вспоминать, как виделся с Мариенгофом:

— А я ведь знал Анатолия Борисовича! — Андрею Георгиевичу, видимо, уже сказали, что приедет молодой человек, который всерьез занимается этим подзабытым литератором. — Подарил ему свою первую книгу. Он сам попросил.

Первая книга Битова — сборник рассказов «Большой шар» — вышла в 1963 году. Наверное, Андрей Георгиевич запамятовал и подарил альманах «Молодой Ленинград» со своими рассказами. А может, я чего не знаю. Перебивать не стал.

Мы преподнесли коньяк. Битов достал штоф водки. Усугубили по рюмке — за Мариенгофа — и продолжили разговор:

— Я коньяк не люблю, — говорит мэтр, — да и не коньяк это вовсе.

— А что же?