Портрет с одной неизвестной

– Ну да. Нарисовал.

– И потом как?

– Да никак. Не поехал никуда, захрапел, короче, прямо на стуле.

– Хорошо, Светлана, очень хорошо, – хмырь снова зашелестел своими бумагами, – еще минут десять, и вы будете свободны.

– Минут десять ладно. А то мне ехать надо. Тороплюсь я.

– Буквально последний вопрос. Когда, Светлана, Некрасов рассказал о картине, о портрете Брюллова?

Опять смутные догадки заставили Светку напрячься, и она отчаянно закрутила колечко, но, прикинув, решила, что она тут совсем не при делах.

– Да он только по этой теме и катался. Можно сказать, вообще не затыкался. Как кто новый в дверь войдет, он снова-здорово, все про картину и про картину, «ошеломляющее открытие» сказал.

– Значит, покойному Эдуарду Лейчику он про портрет тоже рассказал?

– Да как же он мог ему рассказать, если того вообще там не было. Они даже не знают друг друга.

– Стало быть, это сделали вы?

– Да не помню я, рассказывала или нет. Какое мне дело до чужой картины?

– Помните, Светлана Сергеевна, очень даже помните. Дела вам до чужой картины, может быть, и нет, но рассказать о ней вы были должны, просто обязаны. Сначала передали все в точности Эдуарду Лейчику, а потом и схемку показали или по памяти восстановили. И телефон владелицы выяснили. Так было?

Светка даже опешила, не ожидала, что мент на нее так насядет, она уже собралась произнести свое коронное «А что, нельзя?», но передумала.

– Одного вы, Светлана, не учли. Картина, о которой вам с удовольствием рассказал Вадим Некрасов и о которой вы с не меньшим удовольствием поведали Эдуарду Лейчику, – он же, кажется, антиквариатом занимается, – очень старая и очень дорогая, была 17 августа украдена. Пострадал один человек, сильно пострадал, и сейчас он в больнице. А вы, Светлана Сергеевна, за короткий срок оказались причастны к двум уголовным преступлениям. Одно из них убийство, да-да, Эдуард Лейчик, теперь это подтвердили эксперты, был убит. А другое – грабеж с нанесением тяжкого вреда здоровью, статья УК. Это вам не шутки. Так что сейчас либо вы выкладываете мне все о вашем бывшем сожителе, обо всех его связях, махинациях, либо… я даже не буду уточнять, потому что вы наверняка и сами догадываетесь, да и не хочется мне пугать, – голос хмыря смягчился, на губах снова появилась противная улыбочка, – не хочется пугать такую симпатичную девушку. Ну, Светлан, давайте, давайте вспоминайте, кого из друзей покойного Лейчика вы знали. А я вам постараюсь помочь.

33. Портрет антиквара И.И. Чеснокова Август 20… г., холст/масло

Иван Иванович Чесноков летом жил на даче в Абрамцеве, иногда выезжая на недельку-другую в прохладную заграницу, сменить обстановку. В Москве, как объяснила Мира, старикан появляется только осенью. Салон свой он давно закрыл и сейчас работает, что называется, «из дома» и очень много и дорого консультирует. Сын его продолжил семейное дело. Парень толковый, шустрый, но до отца ему как до неба. Через него к старику стекаются все последние новости, так что рынок он знает прекрасно, если что-то интересное появляется, Чесноков всегда в курсе.

Немного поплутав – на дачу к старику Мира тоже ехала впервые, – они наконец добрались до места – дачного кооператива «Московский художник». Сквозь резную желто-зеленую с красными всполохами листву на гостей глядело настоящее деревянное чудо, словно сошедшее с билибинских графических листов, – дача антиквара и коллекционера Чеснокова. Резное крыльцо, веранда, мезонин, ставни с совами на окнах. Дом, небольшой и невысокий, был выполнен с каким-то невероятным в наше время чувством стиля, меры и вкуса. Говорят, чтобы получше узнать человека, надо пойти к нему в гости. Жилище, как зеркало, возвращает хозяину его собственное отражение. Отражение Ивана Ивановича Чеснокова Павлу понравилось.

Открыл им дверь благообразного вида пожилой господин, церемонно приложился к Мириной ручке, поприветствовал Павла и пригласил к себе в кабинет, крикнув на ходу, чтобы Манечка организовала чай. Назвать его стариком язык просто не поворачивался: худощавый, загорелый, с коротким седым ежиком на голове и ухоженными усиками. Тонкую рубашку и трикотажный жилет щеголевато дополнял шелковый шейный платок. Уверенной бодрой походкой он провел их по длинному, отделанному деревом коридору к самой дальней комнате, дверь в которую была приоткрыта. Внутренность дома вполне соответствовала его экстерьеру – стильно, со вкусом и чувством меры. Антиквариат был органично представлен везде, и от него не веяло музеем, было видно, что эти вещи любили и ими пользовались.

– Берсеньев? А я о вас слышал, – усевшись в кресло, заявил Иван Иванович, взгляд у него был живой, внимательный, – и даже видел, в смысле копии ваши. Сейчас скажу что… Боровиковского, кажется, нет, путаю, Левицкого, портрет этого, академического ректора.

– И как ему там, на Рублевке, живется?