Портрет тирана

Директор вернулся в машинный зал, собрал инженеров во главе с Яковиным и позвал к себе в кабинет. Уполномоченный НКВД, сославшись на крайнюю занятость, не явился. Яковин составил тут же список нужных специалистов и спецификацию материалов для восстановления турбины. Немедленно — шифрованную телеграмму в Москву Орджоникидзе. Серго ответил через несколько часов: «Самолет с пятью специалистами и материалами вылетает».

Первым секретарем крайкома работал в ту пору Владимир Шубриков, кандидат в члены ЦК. Он вызвал к себе Луцкого и сказал, что уполномоченный Органов уже успел нажаловаться…

Следующий визит директора — к начальнику управления НКВД Ф.А. Леонюку. Леонюк ничьей крови не жаждал и отказал своему уполномоченному в санкции на аресты. Заместитель Леонюка Наседкин относился к репрессиям положительно, но против начальства не пошел.

Турбину через неделю восстановили. Специалистов спасли от верной гибели.

То был год тридцать четвертый.

Настал год тридцать седьмой. Нарком внутренних дел Ежов вызвал Леонюка.

— Ты почему не вскрыл до сих пор ни одного вражеского центра?! Почему никого не сажаешь, а?.. У тебя же военные заводы, значит, вредителей полно!

Но Леонюк не хотел казни невиновных. Пока не хотел.

Пришлось Ежову снять не оправдавшего надежд начальника. Оказавшийся на этом месте Наседкин развил угодную Сталину деятельность. Все тюрьмы набил членами «контрреволюционных центров»: троцкистского, право-троцкистского, Зиновьевского, троцкистско-зиновьевского… За решетку попали первый секретарь крайкома Шубриков и второй секретарь Александр Иванович Левин (ранее работал начальником политуправления МТС) и председатель крайисполкома Г.Т. Полбицин, и секретарь крайкома по сельскому хозяйству Филипп Ксенофонтов, подлинный автор «Вопросов ленинизма», труда, присвоенного Сталиным. (На Ксенофонтова пришло особое указание, и его убили на допросе, не доведя до судилища.) Расстреляли всех начальников цехов, ведущих инженеров комбината и заводов. Им припомнили ту «вредительскую акцию» 1934 года.

Усердие Наседкина не осталось незамеченным: по представлению Ежова ПБ направило Наседкина в Белоруссию наркомом внутренних дел.

Судьба сталинского опричника, кто возьмется ее предугадать?.. Март 1939 года Наседкин встречает во внутренней тюрьме Лубянки. Интересные вещи рассказывал перед смертью Наседкин.

…Собрал как-то Ежов всех республиканских наркомов НКВД.

— Вот на Украине идет работа! Можно всем поставить в пример: 20 тысяч польских шпионов разоблачили.

Что делать Наседкину? Нет у него в Белоруссии польских шпионов. Никаких шпионов нет. Попробовал сажать руководителей промышленности. Возьмет одного директора завода — Орджоникидзе вмешивается. Не дает свои кадры Серго в обиду. Арестует Наседкин директора предприятия пищевой промышленности, — Микоян требует объяснений… Как-никак члены ПБ.

Так и пропал бы Наседкин-нарком, не вспомни об евреях-лавочниках. В короткое время арестовал 12 тысяч. Меньше, чем украинский коллега, но все же… «Материал» оказался удобным: в шпионаже признаются сразу. И заступиться за них некому. Так и пошло.

Вызвали Наседкина в Москву, на Политбюро заслушали его доклад «О политическом положении в Белоруссии». Похвалили народного комиссара: прекрасно борется с врагами. Обласканный кремлевским солнцем вернулся Наседкин в Минск и пустил всех арестованных через свое ОСО — особое совещание. Когда осталось в живых всего 800 «врагов», поступила срочная телеграмма из Москвы: «Встречайте комиссию. Репрессии приостановить».

Опять не угодил?.. Пришлось наркому совершить подлог: время получения правительственной телеграммы — 1 час ночи переделали на 9 часов утра. За одну ночь 800 оставшихся «шпионов» достреляли.

Теперь можно встречать любую комиссию…

Сталинская стратегия массовых казней допускала небольшие паузы, когда Вершитель Судеб давал команду — наказать того или другого из самых ретивых опричников, для примера. Нет, конвейер не останавливался ни на минуту. Просто органы пропаганды запускали на агитационную орбиту очередную утку: Отец Народов проявил заботу о соблюдении социалистической законности.

И миллионы счастливых строителей социализма принимали утку псевдоборьбы с «перегибами на местах» за белого лебедя добра и правды…

Вот и попал наш Наседкин, как «перегибщик» на Лубянку. В первый месяц его вызывали на допросы часто. Однажды ночью камера была разбужена необычным шумом. Вошли надзиратели, окружили койку Наседкина. Он вскрыл себе вены и залил кровью паркет. Его унесли, остальных срочно разместили по боксам, потом с каждого взяли подписку о неразглашении ночного происшествия и вернули в ту же камеру. Через пять дней вернули Наседкина, поставили его кровать посередине камеры. Рядом с кроватью на табуретку положили масло, молоко, котлеты и другую сугубо нетюремную снедь. Начальник внутренней тюрьмы Винокуров наведывался ежедневно. Видимо, очень нужны были кому-то показания бывшего наркома.

О казни Наседкина стало известно лишь в 1954 году — весьма узкому кругу лиц.