Портрет тирана

Выкорчевывать академиков начали вместе с родственниками. Прежде чем схватить Платонова, забрали и отправили в лагеря его дочерей. Отца сослали в Саратовскую область. Там он и умер через два года.

Академика Е.В. Тарле, автора замечательных трудов (он был специалистом по истории XIX века) выслали в Алма-Ату. Один из редких «Счастливцев», удостоенных смерти в собственной постели, он после ссылки вернулся к научной деятельности и даже печатался, но уже теперь лишь как профессор Тарле. Сталин по этому поводу однажды выразил деланное удивление: «Разве Тарле не академик?».

Маститого ученого немедленно восстановили в академическом звании — без выборов и без вакансии.

Новое подневольное состояние науки и ученых нашло отражение в новом Уставе 1930 года. Согласно статье II, в АН могли быть избраны лишь ученые, «способствующие социалистическому строительству СССР». Статья 16 ставила дополнительное условие перед почетными академиками: в число почетных могли быть избраны ученые, «обогатившие науку трудами мирового значения, за исключением лиц, проявивших враждебное отношение к революционному движению пролетариата».

Таким образом, ни один всемирно признанный ученый — будь то англичанин, немец, перс или украинец — не мог рассчитывать на звание почетного члена АН СССР, пока он публично не изъявит восторга по поводу узурпации власти Сталиным. (Причем здесь «революционное движение пролетариата»? А разве неизвестно, что Сталин, по совместительству, является вождем мирового пролетариата…)

В обеспечение полного контроля над Академией Наук Сталин ввел новую, «революционную» систему выборов в АН. Статьи 13–18 нового Устава закрепили полное бесправие Академии при выдвижении кандидатов.

И уж чтобы совсем спеленать доставшееся от старого режима непокорное дитя, чиновники сформулировали задачи АН в этаком ударно-утилитарном духе: Отныне Академия «содействует выработке единого научного метода на основе материалистического мировоззрения, планомерно направляя всю систему научного знания к удовлетворению нужд социалистической реконструкции страны и дальнейшего роста социалистического строя».

Ученым, если только они хотели уцелеть, предстояло усвоить новые задачи. Для непонятливых в Уставе сохранилась статья об исключении из Академии за «деятельность, направленную во вред Союзу ССР».

Под эту статью можно было подвести всякого.

Скольким ученым инкриминировали «вредительскую деятельность»? Скольких загубили?..

— За дело, батенька, за дело. Взять тех же математиков. Собрались в июне тридцатого года на свою конференцию и — подумать страшно! — отказались послать приветствие XVI партийному съезду. А профессор Егоров, недавно снятый с поста директора Института (он упорно не желал вступать в профсоюз), осмелился публично заявить, что «не что-либо другое, а навязывание стандартного мировоззрения ученым, является подлинным вредительством»[171].

Этот «вождь реакционной московской математической школы» состоял к тому же церковным старостой. И считал, что это нисколько не хуже, нежели состоять секретарем партбюро.

Всей мощью партийного и государственного аппарата, органов пропаганды и печати обрушился Сталин на непокорных Егоровых. «Вредительство в науке» стало самой модной темой печатных выступлений.

Доставалось всем — физику Френкелю, биологам Гурвичу и Бергу, психологу Савину, геологу Вернадскому, математикам Богомолову и Лузину, китаеведу В. Алексееву… А пуще того — историкам и философам. Этих «махистов», «виталистов», «меньшевиствующих идеалистов», «вульгаризаторствующих социологов» и разных прочих «ползучих эмпириков» клеймили как носителей реакционных теорий и противников большевистской политики в области науки. Их обвиняли в «идеологическом обволакивании коммунистов»…[172]

…Где-то мы уже читали нечто подобное. Ну да, в протоколах заседаний испанской инквизиции.

Средневековые инквизиторы были деловыми людьми. Они не ограничивались проклятиями в адрес еретиков. Сталин тоже предпочитал слову дело. Выселение из центров науки и уничтожение строптивых ученых он поставил на конвейер. Начало было положено в 1922 году, когда за границу выслали триста историков, философов и литературоведов. Теперь счет пошел на тысячи. И не за границу их высылали — вон какие красоты за Волгой, за Уралом!..

Некоторых ученых Сталин только отстранял от науки. Пока отстранял. Не у дел оказались языковеды Державин и Обнорский, физик Лазарев, физиологи Бериташвили и Л. Орбели, агрохимик Прянишников. С политическими обвинениями против Прянишникова выступил «красный академик» Вильямс. Коллеги обличали, шельмовали друг друга. Порой трудно было отличить «своего» от «чужого».

Партийный чин, «философ» и «литературовед» Иван Луппол вытеснил из Академии Жирмуновского и Шишмарева. В 1939 году его «избрали» в АН, а через год… арестовали. Погиб корчеватель в мае сорок третьего…

Ученый предавал ученого.

«Разделяй и властвуй!»