Портрет тирана

Но вот XIII съезд партии, первый съезд без Ленина, закрылся. Предстоял пленум ЦК. Какой фортель приготовил генсек? На заседании пленума Сталин, расставив предварительно по местам своих людей, свою цековскую клаку, встал в позу обиженного:

«Если товарищи считают, что Завещание является таким документом, который лишает меня всякого политического доверия, я уйду с поста генсека…»

Одной ногой Коба уже стоял над ямой. Спас его Зиновьев. Он заверил всех, что Сталин осознал свои ошибки и полностью воспринял критику Ленина, что он на деле доказал готовность соблюдать товарищеские, подлинно партийные отношения.

И товарищи отговорили Кобу. Они, идеологи партии, не хотели нести бремя административной работы. Сталин как организатор и распорядитель уже приобрел основательный опыт, а вождем-диктатором ему не сделаться вовек: не те кондиции…

Спустя четырнадцать лет Коба щедро отплатит своим спасителям — тем, кто не пожалел слов, и тем, кто поддержал его своим молчанием.

Итак, Завещание, вопреки воле Ленина, на партийном съезде не зачитано и не опубликовано. Сталин остался генеральным секретарем, ему выражено доверие на съезде партии и на пленуме ЦК.

Чего же более?

Люди, наделенные партией высшей властью, революционеры, прошедшие подполье, тюрьмы, смерть, — эти люди в год смерти Ленина растерялись. В Сталине они увидели нового Вождя, решительного, не ведающего сомнений.

Свою ошибку они осознают не скоро, некоторые — лишь в пыточных камерах Лубянки.

Там некоторым из них доведется встретиться с «врагами народа», сохранившими копии крамольного Завещания. За одно упоминание ленинского Завещания в тридцатые годы судили по статье 58 пункты 10, 11, как за антисоветскую агитацию. И давали 10 лет лагерей. Расстрел тоже давали.

Смерть за ленинское письмо — чего же более?..

Только в 1956 году, спустя 32 года после кончины Ленина, будет впервые опубликовано его Завещание.

Мне кажется, оно не утратило актуальности и в наши дни.

Тактика

Как это ему удалось?

Сколько томов написано на эту тему, сколько еще будет написано… Мои скромные заметки ни в коей мере не претендуют на полноту. Можно сделать первые обобщения о тактике, применявшейся Сталиным в борьбе за власть.

В деле Султан-Галиева, при решении национального вопроса или обсуждении организационной структуры ЦК он запугивал (политические ярлыки, исключение из партии, арест), применял «подсадки», использовал мотивы личной вражды, манипулировал марксистскими догмами, пускал демагогические турусы на псевдоленинских колесах… При всем при том, его ни на минуту не покидала наглая самоуверенность.

Завидная черта…

Шовинист самой твердой пробы, Сталин на XII съезде обвинил группу Мдивани-Махарадзе в том, что они якобы выступают против… армян, азербайджанцев, аджарцев. Он разражается яростной филиппикой против русских шовинистов, местных националистов и — заодно — нарушителей партдисциплины.

…Сталинскую фракцию обвиняют в термидорианском перерождении? Но это же глупые домыслы, клевета! Откуда идет опасность перерождения? От оппозиции, только от нее, — заявит Сталин в 1927 году[72].

Этот прием встречного иска Сталин успешно применял на всех этапах политической карьеры. Скрыпник зорким глазом подметил излюбленный прием генсека. Ему суждено на себе испытать убийственное — не только в переносном смысле! — действие тактики встречного иска.

Сталин обладал уникальной способностью вызывать споры, разжигать дискуссии. Для Ленина и его окружения споры являлись средством достижения истины. Сталина истина интересовала менее всего. В сущности, она была для него лишней, неким побочным продуктом. В дискуссиях его интересовали «срывы», то, что можно было взять на заметку, а потом, нацепив ярлык по случаю, использовать как дубинку.

Помимо пробивной хитрости и сатанинского упорства, помимо умения подбирать под себя надежные кадры подручных-исполнителей и искусного использования постоянных распрей между партвождями-идеологами, Сталин виртуозно играл на таком проверенном инструменте, как демократический централизм. При этом он налегал на централизм, превращая его в централизм антидемократический, диктаторский.

Генсек наказывал оппозиционеров среднего и мелкого калибра — критиковал, лишал постов, разгонял сторонников. Таким путем он изолировал «вождей», лишив их поддержки «низов» Но самих вождей Сталин пока не трогал. Тем более, если они лили воду на его, Сталина, мельницу. Ведь вот же, договорился Зиновьев на XII съезде до такой уютной директивы: «Всякая критика партийной линии, хотя бы так называемая „левая“, является ныне объективно-меньшевистской критикой»[73].

В высшей степени ценный вождь! С такими Сталин заигрывал, вступал во временные союзы. Но более всего он заботился о разжигании распрей.

Тяготясь авторитетом Ленина, Коба еще в восемнадцатом году предлагал Троцкому объединиться против вождя. В юбилейном ноябрьском выпуске «Правды» Коба писал, что победой вооруженного восстания 1917 года партия обязана в первую голову Льву Троцкому[74].

Разделяй и властвуй!