Портрет тирана

В 1927 году Сталин посетил Ленинград. После так называемого «разгрома» так называемой «новой оппозиции» произошла смена ленинградского руководства. Во главе губкома был поставлен Сергей Киров, прибывший на XIV съезд как первый секретарь ЦК Азербайджана. Сталин так спешил закрепить свой новый успех, что Кирову пришлось отправиться в Питер сразу же по окончании съезда партии.

И вот, спустя два года, генсек инспектирует наместника. По случаю приезда Сталина собрался партактив. Встретили московского вождя холодно, он никогда не пользовался здесь популярностью.

… Ужинали поздно вечером на квартире Кирова. Был там и Петр Иванович Чагин, старый друг Кирова, бывший редактор «Бакинского рабочего». Теперь он работал в Ленинграде. Ужинали на кавказский лад. Сталин нанизал на шампуры куски рыбы и жарил рыбный шашлык в камине. Запивали сухим вином.

После ужина Сталин закурил трубку. Зашел разговор о трудностях, о положении в партии. Вспомнили Ленина…

— Смерть Ленина — страшная утрата для партии, — с грустью заметил Киров. — Нам надо всем сплотиться и постараться коллективом заменить Ильича.

Сталин по обыкновению прохаживался по комнате, молча слушал.

— Да, конечно, ЦК, коллектив — это все очень хорошо. Но русский мужик царист: ему нужен один.

При этих словах он поднял кверху указательный палец. Наступила пауза. Собеседники были ошеломлены[95].

— Можно ли вообще «захватить власть в миллионной партии, полной революционных традиций?» — этот риторический вопрос задал Сталин на заседании ИККИ 27 сентября 1927 года, полемизируя с Троцким. И сам ответил на него. Не словом — делом.

Один он, Сталин, мог взять на себя хлопотную миссию — потрафить «русскому мужику». Кругом такие бездарные, бесхребетные интеллигентики… Нет, мужику явно повезло с товарищем Сталиным. Выполняя веление времени, он вначале узурпировал право на власть в партии, а к концу двадцатых годов захватил и саму власть. Изобретательными интригами, бульдожьим упрямством, неусыпным вымогательством он добился кресла генсека. Затем с помощью тех же средств сделал это кресло главным в аппарате ЦК. Оставалось обратить кресло генсека в трон самодержца — во исполнение мужицкой мечты…

«Термидор начался» — такое название дал А.А. Иоффе своей статье, написанной в 1927 году, перед самоубийством. Заслуженный революционер, соратник Ленина еще при жизни основателя государства, разглядел под маской «своего в доску парня» истинное лицо узурпатора власти, могильщика революции.

Иоффе упрекал и лично Троцкого, с которым был близок: «Вы всегда правы, но вы всегда отступаете»…

Всего несколько человек успело ознакомиться с этой вещей статьей. Она исчезла в закромах ГПУ.

Тот, кто осуществил термидор в России, назовет обвинения в термидорианском перерождении партии «глупой агитацией» — именно эти слова употребит генсек[96].

Сам он глупой агитацией не занимался. С откровенностью властителя он говорил в ноябре 1928 года об аресте «кадров троцкистов», как о мере легко и просто осуществимой. Как о мере, стоящей в повестке дня[97].

Термидор начался.

* * *

…Сквозь тонкую скорлупу змеиного яйца видно нежное пресмыкающееся. Вот проклюнулось яйцо, рассыпалась скорлупа, выскочил дракон, расправил крылья…

* * *

Обозревая десятилетнее движение Сталина к единоличной власти, приходишь к убеждению, что на него работали законы истории. Народные революции во Франции, Германии, Англии, Италии, Испании неизменно тонули в мощном потоке контрреволюции. Так случилось и с революцией российской, где на гребне мутной волны оказался Иосиф Сталин. Но мог всплыть и другой.

Ленинская доктрина диктатуры пролетариата как нельзя более способствовала узурпации власти диктатором. На XII съезде партии генсек намекнул на возможность образования трещины в диктатуре пролетариата. Но ведь диктатура в семнадцатом году уже родилась с органическим пороком. Все последующие годы Сталин только расширял эту трещину, пока не пролез через нее к вожделенному трону.

Другим важным фактором явилась самоубийственная ложь, заложенная в самих принципах партийного строительства. Демократический централизм довольно скоро обернулся централизмом тотальным, а решение об единстве партии и партдисциплине сковали творчество, инициативу снизу, сделали критику руководителей невозможной. Не только говорить, писать, — мыслить иначе стало преступлением против партии.

Благодатной почвой для произрастания чертополоха оказалось ленинское окружение. В среде рыцарей революции не нашлось человека, способного перешагнуть через партийные предрассудки и объединить надежных товарищей против узурпатора. Что до политиканствующих карьеристов, то Сталин как вождь их вполне устраивал, а некоторые надеялись использовать сложившуюся обстановку в своих личных «царистских» амбициях. Все они — «чистые» и не очень «чистые» — представляли силы разрозненные, все они предпочитали решительным действиям увещевания, дискуссии, прожекты.

Все слова, слова, слова…