Молодые люди, призванные в партийные и государственные органы, в армию и органы безопасности, эти юноши, свидетели погрома, учиненного Сталиным в деревне, твердо усвоили одно: отныне все дозволено. Они были морально подготовлены к большому террору.
…Сегодня в подъезде московского дома, где живет некий «инакомыслящий», дежурит молодой шпик, крестьянский внук. В годы коллективизации его деда грабили-убивали или он сам убивал? Попробуйте спросить. Благомыслящий шпик не ответит. Не потому что по инструкции «не положено», а потому что ему все равно. На прошлое ему начхать — так его воспитали.
В 1930 году Борис Пастернак решил, вслед за другими писателями, поехать в один из новых колхозов. Он хотел написать книгу о социалистической деревне.
«То, что я там увидел, нельзя выразить никакими словами. Это было такое нечеловеческое, невыразимое горе, что оно становилось уже как бы абстрактным, не укладывалось в границы сознания. Я заболел. Целый год я не мог писать»[103]
.Ну, а если б он посетил деревню двумя годами позже, когда некому стало мертвых хоронить?
…Который год власти экспроприируют, который год ликвидируют, а то и просто убивают, выселяют и сажают крестьян, а хлебозаготовки все скуднее. На Северном Кавказе дошло до выселения целых деревень и станиц. Но и эта драконовская мера не помогла. Можно было на пробу поднять закупочные цены на хлеб, мясо, овощи, — они ведь уступали розничным ценам в десятки раз. Но какое дело строителю социализма до материальной заинтересованности рабочих и крестьян? Сталин поощрял практику вычерпывания продуктов до дна, не считаясь с урожаем-неурожаем, с наличными запасами. Многие колхозы оставались без семенного фонда, в избах после обходов-обысков — хоть шаром покати. Стоит кружка, да ведрушка, чашка и на каждого ложка.
Навалился Вождь-мужикоборец (за одно это слово Осип Мандельштам заплатил жизнью) всей силой государевой на деревню, невмоготу стало мужику. Одно оставалось, чтоб не околеть с голоду, — бежать. Куда?! А войска на что? Воровать добытые потом продукты тоже не моги: за расхищение социалистической собственности знаешь, что полагается?
Ничего кроме «саботажа хлебозаготовок» Сталин не видел, не желал видеть. А против саботажа средство одно — террор.
Пустели деревни, притаились уцелевшие крестьяне, начинался голод. Он поразил всю Украину, Кубань, Черноземье, Среднюю Азию, — добрую половину хлебопашной территории страны. Приводить цифры, свидетельства? Они известны всем, в ком сохранились человечность и желание знать. Вымирали целые деревни — с детьми, старухами. Первыми умирали мужики. Те, кто еще в силах был двигаться, устремились к станциям железной дороги, в города, устилая путь трупами. Но вокруг — заградительные отряды, как на войне. И никакой надежды на спасение. Казалось, террор вот-вот захлебнется в голоде…
Десять лет назад народу довелось пережить голод, следствие войн и разрухи. Пострадало семнадцать губерний, на грани смерти очутились двадцать миллионов крестьян.
Голод тридцать второго года был страшней. И не только по масштабам. То был единственный в истории человечества голод, вызванный искусственно. Уникальное достижение!
В двадцать первом на помощь Поволжью пришла вся страна. В голодающие деревни доставили 12 миллионов пудов семян и свыше 30 миллионов пудов зерна из государственных фондов. Советское правительство охотно приняло помощь от иностранных рабочих и буржуазных правительств. На Волгу прибыли вагоны с продуктами из США — дар АРА, американской администрации помощи.
В году тридцать втором районы, пораженные голодом, не получили от государства ни одного килограмма хлеба. Ни одного спасенного от голодной смерти ребенка нет на совести Сталина. Ни одного.
Но мало организовать голод, надо закрепить достигнутые успехи. И Сталин вывозит зерно за границу:
в двадцать девятом году 13 миллионов центнеров;
в следующем — 48,3;
в тридцать первом — 51, и когда голод стал повальным, — еще 28.
Не велик экспорт. Но сам факт…[104]
В двадцать восьмом году некоторые руководители предлагали закупать хлеб за границей. Этих «капитулянтов», этих «реставраторов капитализма» и «агентов кулачества в партии» Сталин обвинил в «правом уклоне». И кремлевский богатей начал продавать Западной Европе хлеб, отнятый у умирающих от голода крестьян. Как не называй его после этого — «левым», «крайне левым», — людоед останется людоедом. Миллионы голодных смертей — на нем.
В 1942 году в беседе с Уинстоном Черчиллем Сталин признал, что за четыре года коллективизации из деревень выслали десять миллионов крестьян. «Но это было абсолютно необходимо для России…»[105]
.Забыл наш профессиональный гуманист упомянуть погибших от голода.