Портрет тирана

Доверчивый, чистый в помыслах, разве он мог подозревать Сталина? Из старых большевиков единицы догадывались. И молчали. До самого XX съезда молчали.

Только спустя три года после смерти Сталина, в 1956 году, впервые публично были высказаны сомнения в достоверности официальной версии убийства Кирова. Это сделал Никита Сергеевич Хрущев на XXI съезде партии. Через пять лет, на XXII съезде, он еще чуть-чуть приподнимет занавес над злодейским убийством. Но далее глухих намеков в адрес главного виновника пойти не отважится.

А ведь он уже располагал материалами специальной комиссии ПБ по расследованию обстоятельств этого дела. Хрущев обещал обнародовать данные и выводы комиссии.

Сотни свидетелей опросила комиссия ПБ в Москве, Ленинграде, других городах. Горы документов исследовала. Комиссия получила доступ в сверхсекретные архивы ЦК (в подвалах Кремля их охраняли люди, поставленные еще Маленковым) и НКВД.

Это был огромный труд. И опасный.

— Как вы не боитесь браться за такое дело? — спросил члена комиссии Алексея Ильича Кузнецова бывалый энкаведист. — Вы хоть понимаете, сколько колесиков вы задеваете?

Сей «коммунист» охотно сообщил бы любые сведения, касающиеся убийства Кирова, если бы он работал в тридцать четвертом году не в транспортном отделе, а в секретно-политическом… Он посоветовал расспросить бывших сотрудников СПО.

Ну кто не знает, что их расстреляли, всех до одного расстреляли по указке Сталина…

Другой участник событий, случайно уцелевший сотрудник Запорожца, пытался уговаривать:

— Скажите, ну зачем вам это нужно?

Кузнецов ответил:

— Это всем нужно, очень нужно!

Бывалый товарищ не унимался:

— А вы не боитесь, что вас «того»?.. Устроят небольшую автомобильную аварию и…

Этот «доброхот» сразу предупредил:

«Я вам ничего не скажу. Я еще хочу жить».

…Зимой 1957 года несколько членов комиссии прибыли в Ленинград. Они попросили шофера завезти их по дороге в Смольный на улицу Воинова. Вот и стена склада, возле которого 3 декабря тридцать четвертого года убили Борисова, телохранителя Кирова. Остановили машину. Шофер улыбнулся понимающе: «А… Значит, вы — та самая комиссия Политбюро… Вам поручено расследовать дело об убийстве Кирова… Чего ж тут расследовать, — весь Ленинград знает, что Кирова убил Сталин».

… Разве тогда, после убийства Мироныча — так звали его заводские рабочие — трудовой Питер не распевал (шепотом, с оглядкой) вот такие частушки:

Эх, огурчики, да помидорчики,
Сталин Кирова убил
В коридорчике.

А члены комиссии молча смотрели на место гибели Борисова. Им вспомнилось предостережение «доброхота». Опытные товарищи могли бы и сейчас небольшую натуральную аварию устроить. Не обязательно здесь, можно и на другой улице. Впрочем, чем это место плохо? Так сказать, в ознаменование…

Материалы комиссии подшили, переплели и все тома… положили в архив.

Прошло десять лет, подули новые ветры, и началось такое, чему нет имени. Пухлые тома извлекли из хранилища, и партийные следователи, люди, нареченные «совестью партии», стали вызывать всех лиц, давших наиболее важные показания той комиссии. Свидетелей, разоблачивших истинного вдохновителя и организатора убийства Кирова, передопрашивали с пристрастием.

Великий почин

…Он действительно стал месяцем Великого почина, декабрь тридцать четвертого. Еще не был объявлен приговор по делу об убийстве Кирова, а рабочие Балтийского судостроительного завода потребовали очистить Ленинград «от всех бывших людей, пригревающих у себя змеиных выродков, пытающихся жалить нашу партию, наш рабочий класс»[132].

А как отличить «бывшего» от «настоящего»? И почему чистке подлежит только Ленинград? Сталин этими вопросами не задавался. Он всегда знал чего хотел.

Передовая «Правды» 25 декабря озаглавлена так: «О гнилом либерализме Днепропетровского горкома. О революционной бдительности». Это уже сигнал для всех горкомов и обкомов. Сигнал к всеобщей чистке.

Все, что было до этого, отзвучало прелюдией к Большому Террору. К декабрю 1934 года на счету Сталина числилось каких-нибудь миллионов двадцать умерщвленных голодом и пулей крестьян и рабочих, если не считать погибших по его личной вине на фронтах гражданской войны. Да восемь миллионов высланных. Мастер только настраивал свою мясорубку.

…Леди Астор, посетившая Москву в декабре 1931 года, удостоилась редкой чести быть принятой новым Вождем. В ходе беседы она задала вопрос, который вряд ли отважился бы задать Сталину кто-либо другой.

— Сколько времени вы будете еще убивать людей?

Переводчик онемел. Но Сталин настоял на переводе, и не задумываясь, будто ожидал подобного вопроса, ответил наивной леди:

— Этот процесс будет продолжаться столько, сколько нужно для становления коммунистического общества[133].

Еще Достоевский в «Беседах» заметил, что понадобится не менее ста миллионов жертв, чтобы остальные жили покорно в казарме.