Портрет тирана

Менжинский поначалу отказался инкриминировать инженерам вредительство, он хотел даже привлечь Евдокимова к ответственности. Судить надо было не честных инженеров, а Сталина, истинного организатора провокационного процесса. Уже тогда генсек показал полное пренебрежение планами экономического возрождения страны. Пусть экономика останется на уровне мануфактурного производства, лишь бы ему, Сталину, закрепиться на Кремлевском холме.

Процесс проходил при «открытых дверях», в присутствии представителей иностранных информационных агентств. 52 обвиняемых и — никаких улик. Их пытали и они «признались» во вредительстве…

В привычной роли прокурора-обвинителя выступил Николай Крыленко, бывший революционер, бывший соратник Ленина.

Сталин выпустил на сцену сына «врага народа» А. Колодуба. Двенадцатилетний мальчик потребовал для отца смертной казни, а заодно попросил для себя новую фамилию. Об этом поведала читателям газета «Правда».

Потом будет Павлик Морозов, также лихо предавший родного отца. Это целое «движение», которому Сталин, инспирировавший его, старался придать массовый характер.

Зачем все-таки понадобилось Сталину Шахтинское дело? Страх породить у народа перед вредителями. Проверить послушность аппарата партийного, государственного, и боевую готовность органов сыска, кары и юстиции перед настоящим делом — большим террором. И последнее, но весьма важное обстоятельство: надо было как-то объяснить неудачи в экономической области, оправдаться перед общественным мнением — тогда оно еще существовало не только вне страны.

Шахтинский процесс прошел на довольно примитивном уровне, но слепленный по прямому указанию генсека, он был использован Сталиным как дипломная работа перед выходом на сцену в новой роли верховного диктатора.

Избиение крестьян в деревне сопровождалось истреблением служителей церкви, закрытием монастырей, сносом храмов, церквей, мечетей, синагог. Послушная Академия наук (уже послушная!) сняла с охраны большинство памятников культуры, и под ударами новоявленных гуннов пали бесценные творения предков. Не все церкви уничтожали, не хватало тюрем — и вот собор Соловецкого монастыря превращен в арестантский барак, церковь Бутырской тюрьмы — в пересылку…

Арестантские эшелоны с сосланными священниками, монахами и их «пособниками» потянулись на север, на восток. В деревнях жгли иконы, грабили закрытые церкви и опустевшие дома репрессированных. Потом принялись за кладбища. Молодые люди пели:

Долой — долой монахов,
Долой — долой попов!

Дети тоже пели. Мародерам — государственным и самодеятельным, поддержанным армией добровольных хулиганов, было все равно какими вырастут дети. Они спешили взять «свое»… Отпущение грехов им было гарантировано: в 1929 году состоялось специальное антирелигиозное совещание ЦК, потом — весьма воинственный второй съезд Союза воинствующих безбожников (СВБ).

Но бывший семинарист перестарался. Сведения об учиненном им церковном погроме просочились за границу, и папа Пий XI в январе 1930 года призвал христиан ко всеобщему молебну за гонимых в советской России верующих. Еще немного и весь культурный мир отвернулся бы от страны, которая с таким трудом добилась международного признания. Пришлось бить отбой. В статье «Головокружение от успехов» (2.03) генсек выразил деланное удивление по поводу самовольного снятия церковных колоколов. В постановлении ЦК от 15 марта 1930 года «Об искривлении партийной линии в колхозном движении» нашлось место для осуждения практики закрытия церквей. То был маневр: Сталин не собирался открывать вновь ни одной церкви. Что до священников, то вернуть их «с того света» он был уже не в силах.

К 1928 году Сталин прочно занял главное партийное кресло. Однако не в его натуре было успокаиваться на достигнутом. Он возжелал привить своим подданным стойкое отвращение, мало — боязнь перед словом «троцкист». Каждый член партии, каждый гражданин страны советов должен знать и помнить, что троцкист — враг. Приверженцы Троцкого — агенты империализма, шпионы, диверсанты, вредители. Чуть позднее эту «истину» будут преподавать, наряду с другими истинами той же пробы, во всех школах, ВУЗах, политкружках. И в головы, набитые догмами, как банка прокисшими огурцами, Сталин втиснул еще одну догму: «троцкисты — враг номер 1».

Чтобы придать ей вес официальной истины, требовались жертвы — доказательства. Ими-то Сталин заполнил в году двадцать девятом камеры Бутырской тюрьмы. Оставшимся пока на воле сторонникам Троцкого генсек предоставил возможность каяться публично на страницах газет.

Охотнее всего Органы стряпали дела групповые: на «организациях» можно карьеру сделать и видимость напряженной работы создать. С кем? Да хоть с этой, с агентурой международного империализма…

В Ленинграде арестовали членов религиозно-философского кружка А.А. Мейера, автора ряда книг: «Введение в философию религии», «Религия и культура», «Народ — не толпа. Что такое свобода, церковь и государство». Все они вышли в свет до революции.