Портрет тирана

Вот когда сбылась сокровенная мечта мстительного генсека. Захлебываясь от нетерпения, он сожрал цвет грузинского народа. Потом Берия расскажет шефу, как он измывался над Мамия Орахелашвили, который был одним из действительных создателей большевистских организаций Закавказья. Председателя Совнаркома Закавказского края, душевного, доброго Мамия любили все. Это был могучий мужчина, высокий, красивый. И вот теперь его убивают на глазах жены. Мария, член ЦК КП Грузии, была наркомом просвещения.

После казни Берии, сталинского наркома, на судебный процесс в Тбилиси пригласили детей погибших. Дочь Мамия упала в обморок, услышав подробности гибели отца…

Когда в Хабаровске был схвачен первый секретарь Дальневосточного крайкома Лаврентий Картвелашвили, Берия затребовал старого соперника к себе, в Тифлис. В пыточном подвале он заставил ветерана партии под ударами дубинки танцевать лезгинку.

За два года до этого Берия, по указке Сталина, расправился с лидером аджарских коммунистов, а также с любимцем абхазского народа Нестором Лакобой. Лакоба дружил с Орджоникидзе, Дзержинским, Кировым — вполне надежная рекомендация на тот свет.

Нашлось место в переполненной тюрьме и для Буду Мдивани, которого Сталину не удалось смять в 1923 году, при жизни Ленина. Какие только ярлыки не навесил на бывшего председателя Совнаркома Грузии генсек!.. И террорист, и уклонист, и английский шпион… Для полноты запоздалого счастья Сталину не хватало только «признаний» арестованного «врага». Спасибо тому, кто донес до наших дней мужественный ответ старого грузина следователю:

«Я знаю Сталина тридцать лет. Сталин не успокоится, пока всех нас не перережет, начиная со своего непризнанного ребенка и кончая своей слепой прабабушкой»[156].

Эти слова вместе с именами погибших мученической смертью социал-демократов, большевиков, ученых, музыкантов, художников, писателей и поэтов Грузии надо вывесить на всех школах, на улицах и площадях горной страны.

Может быть, тогда грузины снимут с пиджаков значки с портретом Джугашвили-Сталина, а заодно — ладанки с его ликом с детских шеек, и уберут, наконец, с городских площадей постыдные памятники.

Его люди

…И разверзлись хляби Лубянские. Дом-то вроде бы невелик, а поди ж ты, целый народ перемолол. Об этом восьмиэтажном доме № 2 на Лубянке трудно связно подумать, связно писать. Не потому, что автору довелось самому пройти лубянский конвейер. А потому, наверное, что этот дом, став средоточием злой сталинской воли, вобрал в себя весь ужас бесчеловечного режима.

Сидишь в камере внутренней тюрьмы, лишенный всего — свободы, возможности двигаться, нормальной пищи, воздуха, чистоты, времени самого. Что еще можно отнять у человека? А свет? Во внутренней тюрьме в 1920 году, впервые в России, установили «намордники», специальные железные короба, закрывавшие от света, солнца все окна, снабженные массивными решетками. История не сохранила имени рационализатора. К тридцатым годам намордник стал непременным атрибутом всех стационарных мест заключения.

Чикагские бойни прославились не только и не столько масштабами производства, сколько организацией, технологией. Там использовалось все — шкура, рога, копыта, кишки, — словом все, кроме предсмертного стона животного. Всякий скот мог проститься с белым светом. Не то на бойне Лубянской: при Сталине у невинных жертв право на предсмертный крик отняли.

«Сталинизм», став подобием религии, спешил обзавестись своей инквизицией. Дело пошло по испытанному пути централизации. Всю власть над государством, над партией, над народом, Сталин сосредоточил в руках органов НКВД. Очень скоро эти печально знаменитые Органы превратились под плодотворным воздействием сталинского гения в некую фирму поистине универсального назначения: слежка, арест, сочинение «дела», следствие, суд, исполнение приговора, — все действия совершались под одной крышей, на одном дыхании.

Притом Лубянка совмещала следствие с исповедальной и пыточной.

При Петре I Святейший синод принял Указ, обязывающий священников сообщать по начальству «если кто при исповеди объявит духовному отцу своему какое-нибудь не совершенное, но замышленное уже воровство, наиболее же измену или бунт на государя и государство…»

При Сталине, отменившем религию и церковь уничтожившем, функции духовных пастырей были переданы следователям тайной полиции. Там, в кабинетах следователей, причисленные к сонму «врагов народа» верующие во Иосифа Кремлевского каялись в несовершенных грехах и навязанных Лубянскими пастырями «злых умыслах». И доносили на ближних своих.

Не забудем, что эта система функционировала как в Зоне Большой, именуемой «волей», так и в Зоне Малой — исправительно-трудовых лагерях (ИТЛ). Прошедший все круги ада в московских тюрьмах, при удобном случае (по усмотрению лубянского чина) попадал на новый конвейер — уже по лагерному «делу».