Портрет тирана

В потоке следователей, влившемся в Органы в тридцатые годы, попадалось много случайных людей, подготовленных к государственной службе на скорую руку. Иных забирали с производства, из научных и учебных институтов — по партийной или комсомольской мобилизации, часть вливалась из юридических ВУЗов. Некоторые, осознав страшное свое назначение, не могли принять постыдную роль, предназначенную им в этом ведомстве. Но став однажды сотрудником всесильных Органов, человек себе уже не принадлежал. Нельзя было перевестись, уволиться, просто уйти, сказавшись больным.

При Сталине, в годы кровавой жатвы, уничтожено четыре состава обслуги Лефортовской тюрьмы. «Убирали» всех — тюремщиков, следователей, разведчиков. Самые находчивые, в предчувствии неминуемой расправы, пытались скрыться за границей. Умело маскируясь, опытные разведчики прятались в Швейцарии, Бельгии, Африке, Америке. Этого Хозяин потерпеть не мог. Созданный при наркоме Ежове особый отдел находил и уничтожал «невозвращенцев» на всех континентах. Так Лубянка стала ловушкой для самих ловцов.

Приходилось приспосабливаться, каждый хотел жить. Незаметно новобранец Органов входил в образ. Придя на Лубянку с дипломом гуманитарного ВУЗа, он со временем приобретал навыки квалифицированного костолома, и — что особо ценилось начальством — достигал высот «психологизма». И высот провокации.

Но уж тут очень трудно было остановиться — как в любом ином преступном деле. Лубянские мастера стали доносить друг на друга, устраивать коллегам уютные провокации. Впрочем, и без этого в недрах центрального аппарата истребления, время от времени, вызревали проскрипционные списки на собственных сотрудников.

Он впечатлял с одного взгляда, такой список. Длинный столбец фамилий, имен — человек на сто и более. Внизу — заключение следователя:

«ПОЛАГАЛ БЫ РАССТРЕЛЯТЬ».

Рядом, справа, — виза начальника отдела:

«СОГЛАСЕН».

Вверху, в левом углу, — внушительный росчерк начальника управления:

«УТВЕРЖДАЮ».

И уж на самом верху, попирая заглавие и жирный угловой штамп с датой, — основополагающая резолюция заместителя наркома:

«РАССТРЕЛЯТЬ».

Потом, как последний, завершающий мазок кисти, появится пометка коменданта:

«ПРИГОВОР ПРИВЕДЕН В ИСПОЛНЕНИЕ».

(К слову сказать, я не полагал бы непременно расстрелять провокаторов, подобных «философу» Спиркину. Но я полагаю безусловно полезным — для моего поколения и поколения молодых — обнародовать имена палачей, провокаторов, доносчиков. Это надо делать везде — на улице и дома, на работе и на собраниях. Можете не бояться кары. Я внимательно просмотрел весь Уголовный кодекс. Там ничего не сказано о том, что разоблачение негодяев может нанести вред государству.)

Распоряжаться жизнью и смертью людей — в этом что-то есть. В кресле следователя последний замухрышка чувствовал себя всемогущим. Многие участвовали в арестах, а потом и в пытках. Вскоре они понаторели в фальсификации, приобрели опыт в сочинении «дел», научились игнорировать факты, закон, личность, права, скромно довольствуясь собственными признаниями подследственного. Научились добывать эти признания. Документы и свидетельские показания, факты и обстоятельства, кодексы, прокурорский надзор, судебное разбирательство, — все это вдруг оказалось лишним, лишенным смысла и веса. За каждого «сознавшегося» следователь получал 2000 рублей наградных. Было где разгуляться мелким честолюбцам, хапугам, садистам.

Когда в наши дни люди обсуждают проблему нарушения правовых норм в эпоху сталинщины, хочется спросить:

— Вы это действительно всерьез?

* * *

«Как держать себя на допросах?» — в брошюре, опубликованной в 1906 году под таким названием, автор, большевик Бахарев рекомендует товарищам по борьбе отказываться от всяких показаний. Народоволец Александр Михайлов в своем завещании писал:

«Рекомендую отказываться от всяких объяснений на дознании, как бы ясны оговоры или сыскные сведения не были. Это избавит вас от многих ошибок».

И «господа политические» отказывались давать показания. А господа жандармы не смели настаивать. Странные люди жили в России в начале века. И революционеры, и царская охранка, и сам царь, казалось, состязались в наивной благожелательности. По новому Уголовному уложению 1904 года судебной палате вменялось в обязанность разбирать все политические дела в открытом заседании. И ниспровергатель существующего строя открыто, при народе, призывал к бунту. Прокурор, жандармы и «чистая публика» с отвращением выслушивали крамольные речи, но — выслушивали! Судья отправлял преступника в ссылку. Иногда на каторгу, очень редко — на казнь. Но все это производилось открыто. Где все это? Канули в быстротечную Лету те наивные времена.

Прошлый век хранит в памяти и вовсе курьезный случай. В 1878 году Вера Засулич стреляла в петербургского генерал-губернатора Трепова. Суд присяжных оправдал террористку. Она ранила царского сановника — ее оправдали. Каково?