Портрет в черепаховой раме. Книга 2. Подарок дамы

– Не одна, Ваше Величество! – не согласилась княгиня. – Их же семь! Вы посчитайте!

– Как мне всё это напоминает Гатчину! – произнесла императрица. – Мы стоим на балконе. Павел держит Александра, я – Константина. И он вдруг закричал: «Мама, мама, смотри, огненные змеи!» Ты помнишь, mein Knabe?

– Да, змеи! – повторил Великий Князь Константин Павлович, стоявший неподалёку от матери. – А потом они смешались, спутались и превратились в огненную кашу…

– Фатта фриттата! – прошептала Голицына.

– Как в поле под Аустерлицем! – так же негромко сказал Константин.

В небе с треском разорвался новый заряд, и в тёмном небе расцвёл гигантский огненный цветок.

Стоявший у беседки Николай Гончаров, молодой человек, служивший в Коллегии иностранных дел, обратился к своему спутнику, плотному мужчине лет пятидесяти:

– Давид Иваныч, вам сие Версаль не напоминает?

– Нет, давно уже не напоминает! – с заметным французским акцентом ответил Давид Иванович. – Скорее потёмкинские праздники на память приходят. В честь государыни Екатерины.

Вдали на взгорке с оглушительным треском завертелись крылья огненной мельницы. На них во все глаза смотрели кавалергарды Егор Краснов и Алексей Охотников.

– Как крылатый конь, – произнёс Краснов.

– Готовый к полёту! – подхватил Охотников.

– И ждущий седока! – добавил Краснов.

– Вот бы оседлать такого! – размечтался Охотников. – И помчаться вслед за солнцем! Ты как, Егор, оседлал бы?

– Нет, Алексей! – покачал головой Краснов. – Меня в ту сторону не тянет. Мне хватит и одного Аустерлица!

Из-за невысокого павильона, что темнел неподалёку от аллеи, вдруг забили разноцветные огненные струи.

– Ой, маменька, чудо какое! – воскликнула фрейлина Наталья Загряжская.

Возле фрейлины восхищались чудесами пиротехники её приёмная мать Александра Степановна, сестра Екатерина, тётушка Наталья Кирилловна и фрейлина Ольга Протасова.

– Давайте поближе подойдём! – предложила Протасова, махнув рукой в сторону павильона.

– Катя, пошли? – позвала сестру фрейлина Наталья.

– Нет.

– Но почему?

– Не знаю. Не хочется.

– А мы сбегаем! – и, взявшись за руки, фрейлины побежали к павильону.

Неожиданно раздался оглушительный хлопок, вспыхнуло яркое зарево, и во все стороны с треском и шипением полетели ракеты-шутихи. Фрейлины громко охнули и как подкошенные упали на газон.

– Таша! Помогите! – отчаянно закричала Александра Степановна, но голос её потонул в праздничном шуме.

Народ пришёл в восторг от новой забавы. Только Гончаров со своим спутником заметили упавших барышень, бросились к ним, взяли на руки и понесли подальше от опасного павильона.

– Сударыня, вы вне опасности! – сказал Гончаров, донеся свою ношу до скамейки. – Вы можете стоять?

– Не знаю, – ответила фрейлина Наталья Загряжская. – Но могу попробовать.

К фрейлинам подбежали Александра Степановна, Наталья Кирилловна и Екатерина.

– Всё в порядке, господа! Tout va bien! – громко объявил Давид Иванович. – Они просто немножко испугались. Огонь – большой шутник, но его шутками лучше любоваться издалека!

* * *

Санкт-Петербург

20 сентября 1806 года

В гостиной дома, что на углу Большой Морской и Гороховой, княгиня Наталья Петровна Голицына прислушалась к грохоту коляски, доносившемуся с улицы. Шум быстро стих.

– Увы, укатила! – произнесла княгиня. – Значит, не он! Что ж, подождём ещё…

В гостиную вошёл тридцатисемилетний сын княгини, генерал-лейтенант, шеф Павловского полка князь Борис Владимирович Голицын.

– Всё, маменька, мне пора!

– Мне скоро тоже! – ответила Наталья Петровна, взглянув на стенные часы.

Они показывали без нескольких секунд восемь.

– Тихо! – подняв вверх палец, попросил Борис. – Сейчас!

Секундная стрелка прыгнула на восьмёрку, и часы заиграли менуэт.

– Разрешите, сударыня? – галантно обратился к матери Борис.

– Боренька! – с укоризной усмехнулась княгиня.

Но князь как завзятый бальный кавалер взял мать за руку и повёл её в танце.

– Какая прелесть!.. Этот менуэт! – произнёс Борис.

– Когда ж ты натанцуешься?

– Наверное, никогда!

– Генерал! Шеф полка! – с улыбкой напомнила Голицына. – Офицерам и солдатам пример показывать должен!

– Генерал и шеф я на плацу и в казарме! – ответил князь. – А дома я кавалер кавалерственной статс-дамы Двора Его Императорского Величества, пожалованной в это звание за семейные свои добродетели и во внимание ко всеобщему уважению, каковым она пользуется в свете.

– Иначе и быть не должно, – польщённо заметила княгиня. – Голицыны всё-таки! Семнадцатое колено…

– Я уже восемнадцатое! И всё боюсь зашибить его на плац-параде. Сегодня…

– Великий Князь пожалует?

– Как? – удивился Борис и остановился, часы тоже перестали играть. – Он же собирался нагрянуть внезапно! Чтобы ни одна душа…

– Весь двор вчера об этом судачил! – заявила Голицына. – Фрейлины гадали, в каком мундире он поедет – в конногвардейском или кавалергардском.

– Выходит, у нас ничего тайного нет? – огорчился Борис. – Даже в делах военных. Как же воевать будем? Снова к Аустерлицу идём?

Послышался шум приближающейся коляски.