Портрет в коричневых тонах (ЛП)

Военные действия на Тихом океане начались в водном пространстве и продолжились на суше. Люди, пуская в ход резные штыки и изогнутые ножи, сражались в рукопашную в самых засушливых и суровых пустынях мира, в тех провинциях, что ныне образуют север Чили, хотя до этой войны принадлежали Перу и Боливии. Перуанская и боливийская армии оказались едва подготовленными для подобного рода схватки. Они были куда малочисленнее, плохо вооружённые, да и система обеспечения всем необходимым подвела людей настолько, что некоторые битвы и перестрелки разрешились ввиду недостатка питьевой воды или же потому, что колёса гружённых ящиками с пулями повозок то и дело застревали в песке. Чили была захватнической страной с прочной экономикой, хозяйкой лучшей эскадры во всей Южной Америке и располагала армией в более чем семьдесят тысяч человек. У страны была репутация патриота на этом континенте неотёсанных главнокомандующих, систематической коррупции и кровопролитных революций. Суровость и крепость чилийского характера, а также слаженная работа всех государственных учреждений вызывали зависть у ближайших соседей; школы и университеты влекли в свои стены многих профессоров и иностранных студентов. Благодаря влиянию английских, немецких и испанских иммигрантов со временем удалось внести определённую сдержанность в креольский темперамент. Армия получила указание от пруссаков и с тех пор не знала мира. Ведь в течение предыдущих лет Тихоокеанской войны люди, не выпуская оружие из рук, сражались с индейцами на юге страны в местечке под названием Фронтера (граница). Судя по всему, только до тех мест и простиралась рука цивилизации, дальше же шла туземная территория, где до сравнительно недавнего времени подвергали себя риску лишь миссионеры-иезуиты. Наводящие ужас войска-арауканцы, сражавшиеся без передышки со времён завоеваний, так и не покорились ни пулям, ни различным ещё худшим зверствам, и всё же, не устояв перед внушительным количеством алкоголя, пали один за другим. Дерясь с ними, солдаты лишь всё более ожесточались. В скором времени перуанцы и боливийцы научились бояться чилийцев, этих кровожадных врагов, способных поголовно истребить как раненых, так и пленных. В свою очередь в чилийцах проснулось море ненависти и страха. Что, разумеется, не могло не вызвать яростное международное неприятие с последовавшим за ним рядом нескончаемых требований и дипломатических споров. Всё это в своей совокупности, в конце концов, пробудило в противниках решение биться на смерть, потому что признание себя побеждёнными им тоже мало что дало бы. Перуанские и боливийские войска были сформированы из горстки офицеров, регулярной, но плохо оснащённой солдатской армии, а также кое-каких, завербованных силой, туземцев, которые едва понимали, за чт'o именно сражались и при первой же возможности дезертировали. А вот вооружённые ряды чилийцев, напротив, располагали большинством людей штатских, столь же ожесточённых в бою, как и военные, которые дрались как настоящие патриоты и не думали сдаваться. Очень часто окружающие условия становились чуть ли не адскими. Во время продвижения по пустыне солдаты, умирая от жажды, были вынуждены тащиться в облаке солёной пыли и сквозь песок, доходящий им до середины бедра. Войска шли под беспощадно палящим над их головами солнцем, а также неся за плечами груз собственных рюкзаков и боеприпасов. Вдобавок все умудрялись ещё и отчаянно цепляться за свои ружья. Их безжалостно косили оспа, тиф и малярия; в военных госпиталях лежало больше больных и заражённых, нежели раненых в боях. Когда Северо дель Валье присоединился к армии, его соотечественники уже заняли Антофагаста – единственную морскую провинцию Боливии – и оккупировали перуанцев, жителей провинций Тарапака, Арика и Такна. В середине 1880 года умер от инсульта головного мозга в разгар предпринятой в пустыне кампании министр военных дел и морского флота, тем самым ввергнув правительство в полное замешательство. В конце концов, президент страны назначил на его место гражданина из штатских, дона Хосе Франсиско Вергара, дядю Нивеи, неутомимого путешественника и ненасытного читателя. Этому человеку в свои сорок шесть лет ещё удавалось сжимать в кулаке саблю и таким способом руководить военными действиями. Он был одним из первых, кто наблюдал за тем, как, с одной стороны, Чили завоёвывала север, а с другой, Аргентина тихой сапой отнимала Патагонию на юге страны, на что тогда, впрочем, никто внимания не обратил. Ведь эта территория считалась столь же непригодной для использования, как сама луна. Вергара был выдающимся человеком с утончёнными манерами и замечательной памятью и интересовался буквально всем, начиная от растений и заканчивая поэзией. Он был совершенно неподкупен и начисто лишён политических амбиций. Мужчина планировал военную стратегию с тем же рассудительным вниманием, с каким и управлял своим бизнесом. Несмотря на недоверие со стороны людей в форме и ко всеобщему удивлению, он вёл чилийские войска прямиком до Лимы. Впрочем, как и говорила племянница Нивея: «Война – дело слишком серьёзное, чтобы поручать его военным». Эта фраза вылетела из лона семьи и стала одним из тех лапидарных суждений, что положили начало сборнику вошедших в историю страны анекдотов.