Вам этого сразу не понять — да и не сразу тоже, боюсь, не поймете. Есть такие точные приборы, у которых вместо стрелки по шкале ходит светлая черточка — зайчик. А горит этот зайчик от отдельной батарейки.
Кто последний уходит, тот все выключает. То есть выключает электричество на общем щите. Зайчик же при этом остается гореть, если тот, кто включип его, позабыл погасить.
— Ой! — говорит вдруг кто-нибудь. — Что же делать? Стрелка в угол забилась — и не вытащить.
Это не значит, что какая-то стрелка вдруг обиделась на него и забилась в угол комнаты, да так, что и не вытащить ее оттуда силой. Это означает, что ток был большой, и стрелка прибора ушла за шкалу.
Тут о приборах говорят, как о живых. Вот потому и не сразу понимают чужие.
Серьезные люди конструкторы
Однажды, когда я пришел в конструкторское бюро, два конструктора ссорились, сойдясь у чертежа. Это была очень вежливая, очень научная, жуткая ссора.
— Вы похожи на генератор, нагруженный емкостью, — сказал вдруг один.
Второй при этих словах побледнел, стал, как ватман у него на доске.
— Что? — спросил он тихо. — Как вы сказали? Генератор?
— Да, — подтвердил тот. — Генератор!
— Нагруженный как? На емкость?
— На емкость! — подтвердил снова первый, торжествуя.
Тогда второй схватился за голову, прикрыл лицо локтями и выскочил в коридор.
Он не вынес такого страшного ругательства.
Вот какие серьезные люди — конструкторы! Даже когда они ссорятся, их не каждый поймет.
С похвалой работать лучше
Моя соседка по квартире Тоня работает в нашем цеху на монтаже.
Тоня работает хорошо, но всегда говорит своему мастеру:
— Ты меня подхваливай, так я как лошадь работать буду.
А мастер не хочет.
— Ишь ты! — говорит он Тоне. — Если подхваливать, так и все будут работать, а ты без того.
— Да что вам, жалко? — говорят другие рабочие мастеру. — Вы ее немного похвалите, она, и верно, в два раза больше сделает.
— Мне, конечно, не жалко, — соглашается мастер. — Мне похвалить не составляет труда. Только вы мне подсказывайте вовремя, кого похвалить.
Но Тоня так не хочет.
— Это ваша специальность. Я свою операцию выполняю, а вы смотрите, кого и когда похвалить.
Так ее и не хвалят.
Упрямый наш Жора
Жора Крёкшин из соседнего цеха — человек на редкость правдивый.
Сначала он учился, чтобы стать настройщиком электрических схем. Он учился, пока не дошел до электрона. Из них, из электронов, состоит все электричество, которое он будет настраивать, Но, конечно, увидеть их никак невозможно, потому что электроны даже меньше микробов, которых мы все же умеем разглядывать в микроскоп.
И Жора, не видя нигде электрона, никак не мог его себе представить и не захотел поэтому дальше учиться.
— Да ты бы поверил, и дело с концом, — говорили Жоре все в цехе.
— Нет, — отвечал печально Жора. — Как же поверить, если я не представляю? Я не могу, значит, работать с электричеством, раз не представляю себе электрона.
— Да ты прими его на веру! — говорили ему и смеялись над ним.
— В это надо поверить однажды, и все, — убеждал Жору старый настройщик Петров.
— Да чего там ломаться-то, надо поверить! — говорили ему все монтеры, настройщики, слесари, сборщики, комсорг, профорг, гардеробщица, мать, вахтер в проходной и кондуктор в трамвае.
— Нет, не могу, — отвечал виновато Жора Крёкшин. — Я должен представить. Ведь электрон же — из него все состоит, все электричество.
Так он и ушел из настройщиков, хотя у настройщиков большая зарплата. Жора стал учиться на слесаря, и теперь он хороший, самый лучший слесарь по металлу в цеху.
— Потому что я все могу себе представить, что делаю, — объяснил он мне сам.
И, надо сказать, я хорошо его понял.
Телефон в его руках
На заводе, да еще на большом, где такие расстояния от цеха до цеха, ничего нельзя сделать без хорошего телефона.
У многих заводских людей телефон — такой же инструмент, как у сапожника шило или, например, у кузнеца его молот. Как они ведут себя с телефонной трубкой? Даже улыбаются ей, словно близкой, родной.
Один начальник цеха, мой знакомый, работает с ней ну особенно ловко.
Помедлив, не сразу, хватает он трубку, слегка воспитывая телефон, чтобы зря не звонил. Ловко вынув ее из ложбины, приставляет скобой сразу к носу и к уху.
— Алло! — говорит он угрожающе громко, чтоб на том конце устрашились звонить не по очень важному делу.
Разговаривая, он постепенно выходит из разговора — словно выплывает из-под воды на поверхность. Это заметно по тому, как голос становится все тише и тоньше.
И когда произносит последнее, самое тихое слово, он тут же бросает трубку обратно на черные кнопки.
Ухо при этом у него накаляется, и когда он трубку отнимает, оно горит, как розовый цветок. Погорит, погорит, а потом остывает.
Как на заводе еще говорят
— Ушел размер, — говорят на заводе с огорчением, когда деталь получилась неверно. То есть это плохо, что размер куда-то ушел, удалился. Ему бы, размеру, уходить не годилось.