Портреты без рамок

«На одном из кладбищ на юге Франции я как-то увидел могильную плиту с фотографией улыбающейся девочки лет четырнадцати и выгравированным под ней единственным словом «Почему?» Когда мысли путаются от пережитого горя, тщетно искать ответ на этот вопрос. Только измучаешься и придешь к ложному морализированию, и все же ответ, наверное, есть. Не верю, что наше существование бессмысленно или случайно, как утверждают некоторые ученые. Жизнь и смерть чересчур безжалостны и неумолимы, чтобы быть просто случайными явлениями. Бессмысленными и тщетными могут казаться отдельные проявления жизни и смерти безвременная гибель гения, всемирные потрясения, разрушительные войны и катастрофы. Но тот факт, что все это происходит, случается на самом деле, лишний раз подтверждает некую определенную, неслучайную цель, смысл которой за пределами нашего трехмерного сознания… По мере того как становлюсь старше, все чаще думаю о вере. Мы живем ею больше, нежели полагаем, с ней мы достигаем большего, не отдавая себе в этом отчет. По-моему, вера это начало всех наших замыслов. Без веры никогда не возникла бы гипотеза, теория, наука… Думаю, что вера это продолжение разума. Это ключ, открывающий невозможное. Отказаться от веры — значит утратить себя и тот дух, который является источником всех наших творческих сил. Я верю в неизвестное, во все то, что разумом не понимаем; я верю, что то, что мы не в силах пока понять, в других измерениях суть вещи самые простые и что в царстве неизвестного существует бесконечная сила добра».

Ощущение ирреальности происходящего возникало неожиданно, но всегда очень остро. Иногда казалось, что жизнь в Голливуде это пребывание на экзотическом острове, далеко от цивилизации и забот большого мира. Трудился Чарли в основном в стенах собственной студии и в Голливуде слыл «одиноким волком». Дни сменяли один другой, время проходило в тихих развлечениях, милых беседах и интересной — почти робинзоновской — работе. А потусторонние вторжения воспринимались как отдельные эпизоды, о которых впоследствии вспоминалось легко, хотя они были значимы и тогда, и потом.

«Как-то в Голливуд приехала Клэр Шеридан, скульптор, книга которой «От Мейфера до Москвы» (Мейфер фешенебельный район Лондона. Ю. К) наделала много шума. Сэм Голдвин пригласил ее на ужин, где оказался и я. Клэр… доводилась племянницей Уинстону Черчиллю и была женой прямого потомка Ричарда Бринсли Шеридана. Она стала первой англичанкой, которая посетила Россию после революции, ей было поручено сделать бюсты руководителей большевистской партии, включая Ленина и Троцкого.

Хотя книга была написана ею с пробольшевистских позиций, отнеслись к ней без особой враждебности, американцев смущало то обстоятельство, что автор принадлежал к кругу английской аристократии. Когда мы встретились, она путешествовала по стране и выступала с лекциями. Жаловалась, что в Соединенных Штатах трудно заработать на жизнь ваянием. «Мужчины в Америке не против того, чтобы делали скульптурные изображения их жен, но сами позируют неохотно, наверное, из скромности» — «Ну обо мне этого не скажешь», заметил я. Мы договорились, что в мой дом доставят глину и инструменты… Когда бюст был почти закончен, я придирчиво осмотрел его и обронил «Очень похоже на голову преступника». — «Напротив, отвечала она чуть насмешливо, но торжественно, — это голова гения». Я рассмеялся и развил целую теорию о том, как близки друг другу преступник и гений, оба крайние индивидуалисты.

Она сказала мне, что с тех пор, как стала читать лекции о России, в обществе к ней относятся настороженно. Я знал, что Клэр вовсе не фанатичка, помешанная на политике. «Вы написали очень интересную книгу о России, вот и все, сказал я. — Зачем ввязываться в политические игры? Вам надают тумаков». — «Я читаю лекции, чтобы заработать, отвечала она, — но никто не хочет знать правду, а когда я говорю экспромтом, без правды никак нельзя. И кроме всего прочего, — добавила она весело, — я обожаю моих дорогих большевиков». — «Моих дорогих большевиков», — повторил я и расхохотался…»

Потом, в начале 50-х, Чаплину будет не до смеха: Америка ополчится на него, подозревая в симпатиях к коммунистам. И придется вести настоящую борьбу… И покинуть все-таки страну, где хорошо работалось и где, тем не менее, мешали говорить, что думаешь, где изощренно травили.

Жизнь сталкивала Чаплина со многими интересными людьми. Вопросы глобальной политики, судеб мира не раз становились предметом серьезных разговоров, и, хотя нередко в конце беседы все старались завершить полемику милой шуткой, не придавая произнесенному большого значения, уходить от больших тем Чаплин никогда не стремился.