Лиллиан Хелман в своих воспоминаниях приводит подобные же анекдотические ситуации, хотя… это было бы очень смешно, когда бы не было так грустно. Известного американского актера Гари Купера, пишет она, «спросили, как бы между прочим и с участием, содержалась ли и сценариях, которые ему предлагали, коммунистическая пропаганда. Купер, кого много говорить никто и никогда не заставлял, задумался над вопросом и ответил отрицательно, ему кажется — такого не было, хотя, с другой стороны, читать-то приходилось в основном ночью. Этот загадочный ответ заставил хихикать всю страну, а Купер вовсе не был похож на человека, над которым можно было посмеяться… По многие, с кем подобное случалось, вели себя ни так ни эдак, они просто приходили в замешательство. Откуда в самом деле знать, что во время войны помощь русским никак нельзя было ставить на одну доску с посылками в Англию. Как можно было, находясь в здравом уме, догадаться, например, что возникнет такое словосочетание, как «преждевременный антифашист». Популярность этого выражения, тот факт, что большинство американцев воспринимало его серьезно и даже, похоже, понимало, о чем идет речь, должны были стать предтечей двойной морали, о которой мы услышали во время «уотергейтского дела». Мы, народ, люди, соглашались в 50-е заглатывать любую глупость, которую повторяли, не вдумываясь в смысл сказанного, не заглядывая в корень этого явления. Неудивительно поэтому, что многие «уважаемые» свидетели, то есть свидетели от комиссии, часто не сразу понимали, чего от них хотят; неудивительно, что многие, на кого произвела впечатление обстановка истерии, поверили, что у них есть что скрывать, и стали подстраиваться, как партнеры в танце, чтобы только угадать желания членов комиссии. Они усердно скребли по сусекам, изобретали грешки, которые могли пригодиться жрецам инквизиции». После смерти Рузвельта ситуация в США изменилась довольно резко. Трумэн сделал один из первых практических шагов к «холодной войне», выдвинув в марте 1947 года свою программу «спасения» Греции и Турции от нависшей над ними «коммунистической опасности».
Одновременно он предложил осуществить внутреннюю акцию: проверку на лояльность — через эту процедуру должны были проходить все федеральные служащие. Помимо списков неугодных, составляемых комиссией, появились «черные списки», подготовленные генеральным прокурором. Вначале предполагалось, что они будут предназначаться лишь для служебного пользования, однако некоторое время спустя «тайные» списки стали достоянием гласности — это само по себе было грубейшим на рушением прав человека. Без объяснения своих действий, игнорируя любые попытки выяснить, что же, собственно, происходит, правительство — вслед за комиссией — могло объявлять нелояльным любого гражданина. Эра травли и гонений, таким образом, оркестровалась не одним человеком, в ее подготовке и развитии значительную роль сыграли соединенные усилия членов комиссии, а также президента Трумэна, генерального прокурора Кларка и главы ФБР Эдгара Гувера. Внес свою лепту в этот процесс тогда еще молодой конгрессмен Ричард Никсон, посетовавший, в частности, на то, что отыскать в США людей полностью лояльных не так легко, и указавший, что в Голливуде «действительно по непонятным причинам совсем не делают антикоммунистических фильмов».