Портреты заговорили

«Вечерние манёвры прошлого дня продолжались так долго <…>, что я смог вернуться в Царское Село только в час ночи и уже не решился приехать к вам». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . «Весь день я провёл, будучи прикован к письменному столу, и не вставал из-за него до глубокой ночи. Вы поймёте, насколько я был огорчён. Но это огорчение не было единственным. Вы, действительно, подвергли меня Танталовым мукам — знать, что вы так близко от меня и не иметь возможности прийти вас повидать; ибо таково моё положение!» «Что касается новых брошюр, то у меня их почти нет. За неимением лучшего посылаю вам несколько довольно интересных путешествий. На всё остальное вы получите устные ответы при нашей встрече. В ожидании её я должен вам сказать, что очень тронут привязанностью, о которой вы мне говорили, и искренне вам отвечаю тем же». «Мне совершенно невозможно выйти, не вызвав, благодаря здешним наблюдателям, род скандала, несмотря на моё крайнее желание вас повидать. Постарайтесь остаться здесь ещё до вторника, когда я смогу беспрепятственно прийти вас повидать». . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . «Вы уже меньше нас любите?!! Неужели я заслужил подобную фразу? За то только, что, из чистой и искренней привязанности, исполнил по отношению к вам долг деликатности! За то, что подверг себя очень чувствительному лишению только ради того, чтобы вас не компрометировать или подвергать нескромным пересудам, которые всегда неприятны для женщин. И вот мне награда!» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . «Тысячу раз благодарю за подарок. Он драгоценен для меня и будет тщательно сохранён.

Весь ваш <…>».

«Будьте уверены в том, что в любое время и несмотря на любое расстояние, которое нас разделит, вы всегда снова найдёте меня прежним по отношению к вам. Я бесконечно жалею о том, что необходимость заставляет нас расстаться на такое долгое и неопределённое время».

Для читателя, который ещё не догадался о том, кто же автор этих писем к графине Долли, автор, несомненно, возымевший к ней весьма нежные чувства, пора назвать его имя. Это — Александр I, император и самодержец Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая… Скажу прежде всего, что эти письма, несколько выдержек из которых я только что привёл, — никак не моё открытие. Об открытии здесь вообще говорить не приходится, так как в книге поступлений Рукописного отдела Пушкинского дома за 1924—1929 годы эти письма записаны 31 декабря 1929 года под № 1059, с примечанием: «Дар неизвестного». Установить сейчас, кто же было это лицо, пожелавшее остаться неизвестным, и какие у него были на то основания, не представляется возможным. Нельзя выяснить и предысторию царских писем[141]. Приехав с дочерьми в Петербург, Елизавета Михайловна Хитрово не теряя времени обратилась с частным письмом к царю. Текста его мы не знаем, но короткий ответ Александра приведу полностью:

«Ваше письмо, Madame[142], я получил вчера вечером. Приехав сегодня в город, я спешу сказать вам в ответ, что мне будет чрезвычайно приятно быть вам полезным и познакомиться с М-me Фикельмон и М-llе Тизенгаузен. — Итак, сообразуясь с вашими намерениями, я буду иметь удовольствие явиться к вам в среду в шесть часов пополудни. Пока примите, Madame, мою благодарность за ваше любезное письмо, а также мою почтительную признательность.

Александр,

Каменный остров.

9 июня 1823 г.

Госпоже Хитрово („A Madame de Hitroff“)».