Португальская империя и ее владения в XV-XIX вв

Санчеса, намеревавшегося набрать вспомогательные войска из японских и филиппинских христиан. Более здравые коллеги Санчеса сразу же отвергли его план; но знаменательно, что 20 лет спустя иезуитский хронист заявил в своей, получившей официальное одобрение, истории португальских миссий в Азии: «Сколько язычников обратится к Христу, столько же друзей и вассалов получит Его Величество себе на службу, потому что эти новообращенные позднее станут сражаться за государство [Португальскую Индию], христиане – против их необращенных соотечественников».

Среди тех препятствий, с которыми столкнулись миссионеры, не последнее место занимало их незнание религиозных верований тех, кого они собирались обратить в новую веру. Удивляет то, что новообращенных было так много. Особенного успеха миссионеры добились там, где (в отличие от Гоа или земель христиан из сословия даймё в Японии) было невозможно прибегнуть к помощи светской власти для того, чтобы запугать или разжечь чувство алчности у торговцев и тем самым привлечь на свою сторону. Господь, непостижимым образом творя чудеса, несомненно, даст ответ, который удовлетворит набожного верующего наших дней, как это было и в прошлом. Но те, кто придерживается иных, более светских взглядов, могут считать, что присутствуют и другие факторы. Довольно характерный факт, что в некоторых буддистских странах, где миссионеры добились наибольших успехов, особенно на Цейлоне и в Японии, влияние буддизма в то время значительно уменьшилось. В некотором смысле не будет преувеличением утверждать, что упадок буддизма в обеих странах можно сравнить с далеко не лучшим положением Римско-католической церкви в Западной Европе накануне Реформации.

Другим фактором, который играл на руку миссионерам, была поразительная схожесть многих обрядов индуизма и буддизма (использование изображений, воскурение благовоний, моление по четкам, женские и монашеские ордена, живописные обряды и храмы) с обрядами Римско-католической церкви. Действительно, миссионеры, как правило, не задумывались об этом, и они часто обвиняли дьявола в том, что он богохульно привнес католические традиции в практику восточных религий, чтобы смутить истинно верующих. Но опыт, обретенный кальвинистами и другими протестантами-миссионерами в Азии, ясно указывал на то, что такое чисто внешнее сходство обрядов значительно облегчало переход адептов местных верований в Римско-католическую церковь, в отличие от того, что предлагали строгие положения учения Жана Кальвина, Теодора Безы (Беза) и Джона Нокса. Стоит также отметить, что христианские миссионеры в землях индуистов и буддистов большей частью добивались наибольшего успеха среди представителей касты рыбаков. Это объяснялось тем, по крайней мере отчасти, глубоко укоренившимся среди буддистов и индуистов суеверным представлением, что нехорошо отнимать жизнь у животных. Рыбаки, к которым относились с презрением их единоверцы из Тутикорина (крайний юг Индостана, северо-восточнее мыса Коморин), острова Маннар (Цейлон) и острова Кюсю (Япония), находили сочувствие у христиан. Даже в мусульманской Малакке единственная группа местного населения, которая продолжает исповедовать христианство и в наше время, – это община рыбаков.

В итоге следует подчеркнуть, что влияние христианства в XVI в. в Азии распространилось не только на тех, кто принял его. Даже при дворе Великих Моголов были иезуиты-миссионеры, хотя их надежды на обращение в христианство императоров Акбара и Джахангира не осуществились. Иезуиты были также при дворе правителя Японии Хидеёси, даже тогда, когда христианским миссионерам было, по-видимому, запрещено проживать за пределами Нагасаки; и иезуит-визитатор Валиньяну был посланником вице-короля Гоа при дворе этого военного диктатора Японии. Францисканские монахи обратили в христианство последнего сингальского правителя Котте (Цейлон), который заявил о своем господстве над всем Цейлоном и завещал этот остров королю Португалии (и Испании). Шах Персии (Ирана) принял монахов-августинцев в своей столице, а правители Сиама (Таиланда) и Камбоджи разрешили пребывание доминиканцев в своей стране на некоторое время.