Порубежники. Далеко от Москвы

Филин развёл руками, давая понять, что по-другому не получится.

– Рано ли, поздно, а обман сей с двойной пашней на божий свет выйдет. Уж если мне сие открылось, так и Захар Лукич дотёмкает. Он, конечно, в хитростях таких не шибко сведущ. Но и не дурак же вовсе, ага. Да и добро утаённое как выдавать станем? Как объяснишь князю, что нынче не было, да вот нашлось? А? Под лавку закатилось? Так что надо загодя решить, кто из вас крайним станет. – Глядя на закромщика, который тут же побледнел, Филин по-хозяйски усмехнулся. – Да не робей, уж точно не ты. Ибо мне наперёд для других важных дел сгодишься. Ты, гляжу, не промах, кашу с тобой варить можно. Так что, коли всё верно делать будешь, правой рукой мне станешь, ага. А это… Захар Лукич-то не вечен. Ему уж ныне много лет. А, кроме меня, у князя боле доверенных нет. Вот и думай, кто тиуном станет. Небось, хочешь подтиунником быть? А?

Закромщик смущённо улыбнулся.

– То-то. – Филин снисходительно похлопал его по щеке, а потом опять крепко ухватил за волосы. – Ну, раз так, думай, кого крайним делать будем. Чего глядишь? Есть среди дворни, кто жить тебе мешает?

Васька не успел договорить, как закромщик встрепенулся и возбуждённо сверкнул глазами.

– Есть, Василь Филиппыч. Очень даже есть. – зашептал он, ладонью обхватив себя за горло. – Во как донял.

Филин одобрительно кивнул.

– Хм… Не ошибся я в тебе, споёмся. Звать-то тебя как, помощник?

Закромщик слабо улыбнулся и впервые за весь разговор сказал спокойно, без испуга:

– Елизар Горшеня.

Глава седьмая

В тот же день, когда Филин вернулся из Водопьяновки, Кудеяр Тишенков покинул Белёв. Сначала он отправился на большой рынок в северной части посада и до обеда бродил там меж лавок и рядов. В итоге взял полокову ржи, осьмину ячменя, гарнец17 соли и ещё за гроши разжился у барахольщиков старой одеждой. Нагрузив покупки на заводного18 коня, Тишенков выехал из Завырской слободы на Болховский шлях.

Через одиннадцать вёрст он свернул с наезженной дороги, но перед этим долго и внимательно смотрел вокруг, словно хотел убедиться, что никто случайно его не увидит. Проехав по целине с полверсты, Кудеяр наткнулся на балку шириной в три сажени. Края её поросли непролазной стеной кустарника. Однако Тишенков уверенно направил коня в самую чащу и оказался на узкой, но вполне проходимой тропинке. По ней Кудеяр спустился на дно оврага. Там повернул налево и двинулся по топкой ложбине меж неприступных обрывов, что отвесной стеной вставали с обеих сторон. Шагов через двести слева отвесная стена перешла в пологий склон, по которому кони легко вышли из оврага. Ещё версту Тишенков петлял по дебрям молодых разлапистых кустов, а потом пошла согра19 из корявых сосен и чахлых берёз, меж которых в рост человека стояла трава и кудрявился дикий малинник. Пришлось спешиться и вести коней в поводу. Продираясь сквозь заросли, Кудеяр прошёл три версты и уже ближе к закату попал на просторную поляну, среди которой притаился хуторок.

Невысокий тын с узкой калиткой окружал кусок земли с полсотни шагов в поперечнике. Его почти надвое делили стоящие в ряд ветхие избы с дерновой крышей. На одной половине тесно жались друг к другу пуня ледника, колодец, чёрный от копоти сруб бани с жердяным сушилом для белья и летняя кухня с длинным столом и маленькой глиняной печью под соломенным навесом. На другой одиноко стоял большой крытый сеновал, набитый под завязку. Рядом с ним спокойно ходили на привязи корова с телёнком и три козы, а вокруг встревоженно бегал десяток превосходных скакунов – гривастых ногайских трёхлеток разных мастей.

Когда Тишенков ещё только подходил к плетёной ограде, калитка открылась. В проёме появился босоногий мальчишка в дерюжной рубахе с прожжённой дырой на боку. Щербато улыбнувшись, он обернулся и звонко крикнул куда-то в глубь хутора.

– Дед Лаврентий! Приехал.

Из-под навеса летней кухни выскочил сухой поджарый старик в заячьей епанче, подвязанной верёвкой вместо пояса. Он колченого засеменил навстречу Кудеяру, взволнованно причитая на ходу.

– Слава тебе господи! А то уж он девять дён как здеся торчит. Сказывал, завтра десятый дён жду, не будет – ухожу. А тебя всё нет да нет. Здравствуй, Кудеяр Григорьевич.

– Здорово, Лаврушка. – По-барски небрежно бросил Тишенков, хотя седой собеседник был вдвое старше него. – Такое в белом свете деется, недосуг нос утереть. А ты говоришь – не еду. Ну, где он?

Старик с пониманием закивал и обернулся к мальчишке.

– Прошка, сбегай.

Прошка припустил к средней избе, исчез в ней, и вскоре на крыльце появился мужчина в измятом исподнем. На вид он был степняком: восточная кровь говорила и в темно-бронзовой коже, и в иссиня-черной гриве с широкой проседью, и в разрезе глаз, но их светло-серый цвет выдавал славянина.

– Здорово, Свист. – сдержанно поприветствовал его Кудеяр.

– Алейкум салам… – Свист остановился у ведра с водой и несколько раз плеснул себе в лицо. Он почесал густо заросшую грудь, где на нитке вместо крестика висел деревянный амулет. – Где тя шайтан носит? Мы уж тут дрыхнуть устали.