– Какое наказание будет для нарушителей праздника? – потребовал он ответа нетвёрдым голосом.
– Самое страшное! – завизжала и завыла свита и пьяно загудела толпа. – Они не должны увидеть конца праздника!
На месте прежних наказаний вповалку лежали человек тридцать. Если бы ни храп, ни невнятное бормотание, они казались бы жертвами побоища. Перешагивая через лежащих с края, в обход остальных, к казаку и адъютанту приблизилась девица с лисьей маской, безмолвно потребовала опустить на поднос плату за наказание.
– Плату! – зарычал чёрт в свите короля.
Казак отыскал в бездонном кармане штанов серебряный талер, бросил в блюдо.
– Одолжить? – насмешливо предложил он адъютанту, выуживая из того же кармана вторую монету.
Тот не желал замечать казака, видом показывая, что подчиняется обстоятельствам и традиционным правилам и только. Он откинул на блюдо свою монету, и она звякнула о талер противника. Непристойно вихляясь задом, чёрт из свиты короля поднёс им две наполненные пивом бадьи. Кряжистый русский купец прервал храп, повернулся и с трудом приоткрыл веки. Мутным, как туманная ночь, взором уставился на казака, потянулся к бадье в его руках и тут же опять заснул, вновь присоединил своё храпение к другим жертвам наказания.
– И-эх! – подвигал плечами казак и жадно, с толком припал к краю бадьи, медленно опрокидывая её к широко раскрытому рту.
– До дна! – шумели вокруг. – До дна!
6. Когда и куда отправятся войска?
Когда-то молния расщепила старый дуб в его верхней части, обуглила оголённый в месте широкой трещины ствол, но дуб залечился и поднимался над землёй непоколебимым исполином. Он окружил себя разлапистыми ветвями и тяжелыми ветками, как былинный богатырь, никому не позволяющий стоять рядом и вровень с ним. Казалось, это он отогнал от себя прочую растительность смешанного леса за границы большой поляны, посредине которой находился, как внутри своих владений.
Тёплое солнце прохладного раннего утра золотистым разливом яркого света укрыло траву почти всей поляны, оставив для напоминания о прошедшей ночи лишь ажурное пятно тени от дуба, которому оно ласково грело кору его старческого бока, и пояс теней от зарослей восточной опушки. В тех, отбрасывающих на поляну свои тени зарослях вспорхнула потревоженная птица. Затем дрогнули ветки куста и, отстраняя их рукой в чёрной перчатке, из кустарника на поляну вышел мужчина в чёрной одежде и с чёрной личиной на голове. Осмотревшись, он уверенно прошёл к дубу и трижды крикнул лесной кукушкой. В просветах между деревьями южной опушки показался другой мужчина, одеянием ничем не отличаясь от первого, однако заметно шире в кости, пониже ростом и не такой лёгкий в движениях. Приблизившись к первому, он тоже остановился в тени дуба. Оба вынули из украшенных лисьими хвостами кожаных наплечных сумок по обломку стрелы. У первого была часть с гранёным наконечником, он взял у второго часть с оперением, состыковал их, и они полностью совпали в месте перелома. Но оба продолжали держаться настороженно и, будто два отталкивающихся полюса магнита, поддерживали между собой расстояние в три-четыре шага, необходимое и достаточное для предупреждения неожиданного нападения.
– Хозяин просил выяснить, какие солдаты, сколько и куда будут отправляться из Нарвы, – с глухим придыханием сказал тот, что был пониже, явно стараясь изменить голос. – В Ригу или в Польшу?
Называвший себя в Риге Вольдемаром Удача отбросил обломки стрелы к корням дуба, которые расползлись и застыли в траве, словно мощные корявые щупальца.
– Подобные сведения всегда стоят денег, – тоже неестественным голосом ответил он, похлопав по своей пустой сумке.
У его настороженного собеседника сумка была полной, и тот понял намёк. Сначала вынул из неё свёрнутую в свиток, опечатанную перстнем бумагу. Протянул, чтобы передать из рук в руки, и глухо предупредил:
– По ней можно взять в долг у русских купцов.
Удача всем видом показывал, что ожидает получить ещё и звонкую монету, и, помешкав секунду, подобно ему скрывающий лицо незнакомец достал из сумки тёмно-серый мешочек.
– Здесь пятьдесят серебряных талеров, – сказал он сухо и перекинул ему.
Чтобы не показывать свою ловкость, Удача позволил мешочку упасть в траву, от встряски, как будто охнуть, звякнуть всем содержимым. Поднимая и убирая его в свою сумку, он отметил про себя, что сумка посланного на встречу с ним вовсе не опустела. Не прощаясь, оба отступили один от другого, развернулись и разошлись в противоположных направлениях. Едва вошли за первые ветви, они пропали в лесу, как оказавшиеся в родной стихии дикие звери.