Порученец царя. Нарвский дьявол

Он спешился у крайней повозки с натянутым на деревянные рёбра холщёвым шатром, под которым раскинулся на свежем душистом сене, крепко спал казак в красных штанах. Казалось, того не пробудил бы и близкий выстрел пушки. Переодевшись в одежду, в которой он в паре с казаком устраивал представление перед бюргерами, Удача пешком направился берегом реки в обход закрытых городских ворот и напротив острова с крепостью увидал карету графини, запряжённую только парой лошадей, которые лениво обмахивали себя расплетёнными и расчёсанными хвостами. Это было кстати. Обдумывая лесной дорогой, как выведать, куда и сколько солдат будут отправлены к началу войны, он решил, что столь важные данные нужны не только ему, а доверенное лицо польского короля не может ни быть по совместительству и шпионкой. Её женские козни могли бы помочь его ловкости добыть нужные сведения.

Когда он приблизился к карете, она блестела влажной чистотой, а толстозадый кучер в самом отвратительном расположении духа домывал мокрой шваброй грязный задник. Отложив швабру, кучер зашёл по колена в реку, зачерпнул деревянным ведром чистой воды и, вернувшись, с размаха выплеснул её на карету.

При следующем возвращении с наполненным ведром кучеру пришлось обойти Удачу, который сразу же вызвал у него нескрываемое раздражение возможностью так вот слоняться и бездельничать.

– У меня к твоей госпоже срочное дело, – заявил предмет его раздражения, пройдя следом за ним к лошадям, разглядывая, как он принялся обмывать ближней к реке живот и ноги. – Кто бы мне помог с ней встретиться?

Кучер не отвечал. Закончив возиться с одним животным, вновь обошёл бездельника, поставил ведро рядом со второй лошадью и погладил ей спину и ляжку.

– Ясно, – произнёс Удача, одобрительно качнув головой. – Глухонемой. У меня с собой прекрасное лекарство от этой болезни.

Вынув из кармана серебряный талер, он потёр его о штанину, поймал солнце и отразил лучи пятном зайчика на круп против хмурого взора кучера. Толстозадый кучер замер, лицо его постепенно светлело. Потом он осмотрелся, убедился, что никто за ними не наблюдает, и пальцем поманил шагнуть ближе, явно желая доказать, что хочет излечиться с помощью такого волшебного средства. Однако Удача уже потерял к нему интерес, смотрел за рукав реки в сторону крепости. Там, из приоткрытых ворот вышла сама графиня и спустилась к плоскодонке речного перевозчика, которая сразу же отчалила. Талер возвратился в карман, из которого был вынут.

– Боюсь, твой случай неизлечим, – объяснил Удача разочарованному кучеру, направляясь к предположительному месту прибытия скользящей по глади лодки.

Кучер плюнул ему вслед, как будто он был дьявол искуситель, и что-то заворчал лошади, принявшись обмывать ей сильные ноги. Нос лодки с шуршанием уткнулся в берег, встряхнул перевозчика и сидящую на задней лавке графиню. Она не подала виду, что удивлена новой встрече с Удачей и тому, что он её поджидал. Накинув на голову капюшон плаща, поднялась и восприняла, как должное, намерение молодого мужчины помочь ей переступить на сушу.

– Я обдумал ваше предложение, – сказал он с полным доверием, сопровождая её к тихой улочке. – Ради службы вам я мог бы рискнуть своей свободой.

Она выслушала его предложение спокойно.

– Вот как? – сказала она, словно у неё появились более важные заботы.

Они молча вышли к небольшому костёлу, и полька остановилась.

– Ваш первый поступок на моей службе, ждать меня здесь, – распорядилась женщина голосом, который ясно давал понять, что возражать ей было равносильно немедленному разрыву всяких отношений.

Он не настаивал, и она скрылась за дверью внутри костёла.

Христос скорбно смотрел с подвешенного распятия на подошедшую прямо к алтарю красивую женщину. Она преклонила перед священником колено, перекрестилась, и тот мягко задал обычный вопрос:

– Хотите исповедаться, дочь моя?

– Да, – отозвалась она вполголоса.

Встала и прошла за ним к исповедальне. Пропустив её внутрь полумрака, он сам задёрнул занавесь из плотной ткани и остался стоять снаружи, в молчаливом обращении к богу сложив у живота безволосые руки. В кабинке исповедальни графиня присела и чуть слышно стукнула в деревянную стенку. Тёмная занавеска с той стороны зарешёченного оконца отошла вбок, и, как лицо охранника к окну темницы, приблизилось круглощёкое лицо ксендза-иезуита.

– Гонец сейчас же готов отправиться в Москву, – прошептал он заговорщически. – А от короля вчера с торговым кораблём пришло иносказательное письменное известие. Он напоминает о просьбе, срочно узнать и сообщить, куда начнётся переброска части войск большого гарнизона Нарвы. Приближается самое благоприятное для военных действий время года. Начала их следует ожидать в ближайшие полтора или два месяца.

– Он всегда беспокоится только о том, что важно ему, – заметила она желчно. – Неблагодарный. Он, наверное, думает, я заманю коменданта в постель, и так выведаю нужные ему сведения. Именно поэтому он умолял меня отправиться в эту глушь.

– Он служит делу Святой Церкви, – возразил иезуит, впрочем не настаивая.