– Зачем я ввязался в твои с Морозовым дела?! – за час до полудня испугано шумел воевода в своей служебной комнате в приказных палатах. Он вышагивал перед стоящим у окна Плосконосом, вдруг сбросил с края стола оставленные беглецами кандалы. Вызванный их падением стук о пол и протяжный, показавшийся жалобным, звон кандальной цепи резанули ему слух. Вздрогнув от скрипа половицы под собственным мягким сапогом, он пошатнулся на обессиленных ногах, неуверенно ступая, добрался до кресла и плюхнулся на подушку сидения. Схватился за голову руками, мучительно выговорил: – Царь узнает?! Сибирь обеспечена... Сыновья, дочери не простят!
Казалось, что стон вырвался из самой глубины его души, словно у раскаивающегося в содеянном поступке грешника.
– Некому будет сообщать, не узнает, – невозмутимо и твёрдо сказал Плосконос, который намеренно показывал равнодушие к его переживаниям.
Воевода притих на минуту. Потом глухо заговорил:
– Теряя голову, по волосам не плачут, – согласился он с Плосконосом. – Бери самый быстрый корабль – если надо, то моим именем. Спустись за Казань, там большой разбой и не перед кем держать ответ. Досматривай всё, что плывёт к Царицыну. Этот, – он указал пальцами на кандалы на полу, – он не должен вернуться в Москву. – Сомнения вновь накатили на него прибойной волной. – Но где взять столько надёжных людей для такого дела?
Он покачал головой от нового приступа отчаяния.
– Есть у меня соображение... – негромко высказался Плосконос, и веки его сощурились в жестокие щелочки.
– Так поспешай же! – Вновь обретая надежду при виде его спокойной уверенности, воевода слегка постучал тяжёлым кулаком по столу. – Поспешай же! Не медли!
6. Речные грабители
Если на Низу Волги и на Хвалынском море утвердились казаки, а когда обрели сильного вождя в Степане Разине, и вовсе сами себя объявили хозяевами побережий, то на Среднем течении великой торговой реки Восточной Европы славился грабежами Бахтияр-атаман. Шайки его набирались из склонных к разбою татар, мордвы, черемис и прочего поволжского сброда, устраивали гнёзда в Жигулёвских горах, где суда долго, дни и дни плывут вдоль гористых обрывов правого берега. Никак их не удавалось оттуда выкурить, окончательно разогнать ни воеводам Казани, ни воеводам Самары, Симбирска, не говоря уже о воеводах городов и городков поменьше, послабее. Только уничтожат одну, тут же появлялись несколько других.
Подходы же и тайные тропы к главному логову самого Бахтияра даже из его головорезов мало кто знал не понаслышке. И о добытых многой кровью и зверствами богатствах этого логова ходили такие рассказы, что тем, кто редко проплывал судами из других, удалённых мест и стран, эти рассказы представлялись сказочным преувеличением, которому они не встречали доказательств. Однако суда из удалённых земель проплывали почти всегда только караванами, с воинами и пушками, а Бахтияр, верный извечным татарским привычкам не нападать, где мог быть сильный отпор и успех казался сомнительным, пропускал такие караваны, не показываясь, не обнаруживая себя ни малейшим признаком. Но горе стругу или кораблю, если он отваживался оказаться поблизости от разбойного гнезда бахтияровых молодчиков при слабом вооружении, без единой пушки, в сумерки ли, в дневное время, а тем более, ночью. Редко кому из корабельщиков таких судов удавалось не пропасть бесследно и навсегда, а кто и спасался, спасались только за разорительный родственникам и друзьям выкуп.
Широко ходили слухи о самых жутких умерщвлениях пленников, особенно русских и христиан. И слухи эти ещё задолго до Жигулёвских гор, уже при отплытии из Казани вниз по течению или из Саратова вверх против течения тревожили души даже самых бесстрашных купцов и кормчих, прочих представителей корабельного люда. Неудивительно поэтому, что владелец корабля, на котором очутились Удача и его спутник, торопился спуститься к Казани, где собирались караваны судов для совместного отплытия на Низ Волги. Это устраивало Удачу. Столкнувшись с Плосконосом в Нижнем Новгороде, угадав его враждебные намерения в поступке нижегородского воеводы, он не сомневался, что тот постарается опередить своего ненавистного противника и раньше прибыть в Астрахань. Без подорожного пропуска у царского порученца легко могли возникнуть непредвиденные сложности в отношениях с астраханским воеводой Иваном Прозоровским, близким Морозову человеком. И наверняка их не удалось бы избежать в том случае, если бы Плосконос успел подготовить Прозоровского должным образом.