Времени искать, чем дотянуться до прочной верёвки, чем перерезать её, не было. Большими пальцами Удача взвёл оба курка, и два выстрела слились в один. Бахтияр за похожим на хищника перед засадным прыжком Плосконосом схватился ладонью в перчатке за левое плечо; одновременно вторая пуля резанула, порвала туго натянутые верёвочные нити. Верёвка звучно лопнула, и те, кто тянули за её конец, вместе с Бахтияром опрокинулись назад на кровожадных сообщников, на гребцов, и победный визг захлебнулся и сменился руганью и проклятиями. Вёсла зашлёпали невпопад, лодку рывком крутануло, в неё со стуком и треском врезалась та, что догоняла. А чтобы не налететь на них, в третьей лодке успели вывернуть нос в сторону, и она резко сбросила скорость преследования.
Разбойники как-то сразу растеряли пыл и настроение погони. Корабль удалялся от них, облик его кормы размывался ночью и расстоянием, и вскоре он уже походил на призрак, который постепенно уменьшался, бледно отражая голубовато-холодный лунный свет лоскутком парусного полотнища. Разбойники сидели в лодках понурые и разочарованные, точно стая голодных ворон, которые никак не могут прийти в себя от того, что их оставили с носом.
– Вот теперь я верю тебе, что они украли большую казну нижегородского воеводы, – выговорил Бахтияр Плосконосу и скрипнул зубами из-за ощупывания телохранителем-лекарем пулевой раны в плече. – Но ты уверял, они спрятали её, и надо пытать этого... – он болезненно сморщился бледным от теряемой крови, потому особенно жестоким лицом, – который стрелял. А он дрался, как если бы казна была у него.
– И казна очень богатая, – спокойно признал его правоту, согласился Плосконос. – Выходит, я не всё знаю, и кое в чём ошибся, атаман.
Разом приняв новое решение, Бахтияр показал головой на своего тёмнокожего и горбоносого помощника с мелкими глазками безжалостного стервятника.
– Вот что, – объявил он Плосконосу. – Мой человек поскачет с тобой. Берите наилучших лошадей и мчитесь берегом. Вы опередите их. Везде предупреждайте мои шайки, пусть стерегут корабль и вырежут всех, кроме одного. Этот, с пистолетами, мне нужен живым, – Даже в ночи глаза его вспыхнули мстительной злобой. – Я сам из него буду вытягивать жилу за жилой, пока он не сдохнет в адских мучениях.
Луна забралась на самый верх неба, оттуда уставилась в реку, как будто на ней происходили самые любопытные события ночи. Ближе к полуночи ветер стих. Парус корабля безвольно обвис на перекладинах мачты, и его провернули, чтобы не притормаживал хода судна, которое влеклось только течением. Потрёпанный сражением корабль плыл в напуганном и настороженном одиночестве – сколько виделось, в поле зрения не различалось иных судов, иного движения по светлой полосе водной глади. Отсутствие иных проявлений людского присутствия на реке не тяготило измученных пережитым корабельщиков – лучше уж совсем не встречать судов, не видеть их, чем содрогаться от страха, от подозрений, что в них приближаются другие разбойники. Никто не помышлял о сне, никому не спалось.
– Через пару часов подплывём к Симбирску, – тихо произнёс кормчий, который лежал на корме под двускатной крышей, с мягкой подстилкой под бедром, чтобы меньше тревожить перевязанную рану. – Ранение у меня сквозное, заживёт быстро, но неделю корабль никуда не поведу, – предупредил он купца.
Купец понуро сидел рядом с ним, в который раз устало прикидывал все за и против того, чтобы продолжать столь опасный путь. Подавленный от недавних потрясений всех чувств, он тяжело вздохнул, смиряясь с потерей навара, на какой рассчитывал.
– Я и сам дальше без каравана не тронусь, – согласился он вымучено. – Дождёмся следующего из Казани, как раз неделя и пройдёт. Дальше горы станут ещё опаснее.
Удача невольно подслушивал их разговор, напряжённо размышляя о возможных действиях Плосконоса. Он смотрел на спины двоих работников с перезаряженными ружьями, которые стояли вперёдсмотрящими на носовом возвышении, затем посмотрел на того, кто устало склонился у рулевого весла. Так, чтобы никто из корабельщиков не услышал, предупредил сидящего рядом Антона:
– Пора нам уходить.