Порученец царя. Персиянка

– Как знаешь, – с внезапным спокойствием, которое опаснее гнева, сказал Кошачьи Усы. Он сам отпер засов, дверца опять скрипнула, и уже на выходе из башни, когда наружный свет отбросил внутрь к ногам вождя чёрную тень, он приостановился. С искренним сочувствием к переживаниям Разина вымолвил просто и, по-товарищески, прямо: – Подумай, сообрази, как следует, Степан. Время у тебя пока ещё есть. Но его очень мало. И с каждым днём остаётся всё меньше.

Кошачьи Усы прикрыл дверцу, и Удача пронаблюдал, как он скорым шагом удалился тропинкой, пересек лужайку и спустился с обрыва. Столкнув лодку, недовольно зашлёпал по воде сапогами. Потом два весла захлюпали, зачастили, и лодка отплыла прочь от острова. Тихий стон душевных мучений отвлёк Удачу. Ноги Разина слабели, он опустился на ядра слева пушки, упершись локтями в колени, стиснул ладонями уши и голову, как будто хотел их раздавить собственными руками. Смутная тревога зашевелилась в глубине сердца Удачи, и тревога имела отношение к судьбе девушки. Могучие силы со стороны воеводы и со стороны казаков закручивались возле неё смерчем противоборства, старались поднять на гребень мрачной пропасти, так или иначе, требуя от вождя не просто расстаться с ней, а совершить некий обряд жертвоприношения своих чувств. На меньшее эти силы были не согласны.

Побуждаемый внезапной решимостью вмешаться и помешать этому, он живо спустился с насыпи в крепостной двор. Прокрался вдоль стены, обошёл сад из десятка плодовых деревьев, среди которых лишь на ветвях яблони остались поздние яблоки, и подобрался к одноярусной поварской пристройке сбоку замка. Из трубы пристройки легко поднимался серый дымок, вылетали редкие искры, а внутри неё слышались невнятные мужские голоса охраны вождя, сытые и немногословные. Под обращённой к северу каменной стеной замка, вокруг ряда кустов роз с пожухлыми листками земля была взрыхлена, очевидно, розы недавно посадили для радостей персиянки. А над ними, в окнах второго яруса горел янтарный свет, виденный им ещё с реки. В левое угловое окно выглянула мужская черноволосая голова, бегло осмотрела пристройку и сад, потом низкий вкрадчивый голос что-то тихо сказал вглубь комнаты. Ему так же тихо и невнятно ответил голос девушки. Удача быстро оказался рядом с углом замка, по выступам и неровностям в камнях, как обезьяна на дерево, живо забрался к тому окну. Вблизи окна стало хорошо слышно, о чём шёл разговор.

– ...А если я ему расскажу, какие ты делаешь мне предложения за его спиной? А? – уверенно ответил грудной, красивый голос княжны. – Что тогда?

– Тогда мне придётся сказать, что ты всё придумала из бабьего желания удалить от него самого верного слугу и товарища, – развязано ответил мужчина. – И я не знаю, кому он поверит больше...

– Он поверит женщине, – одновременно надменно и насмешливо прервала его собеседница.

– Ну же, не ломайся. Ты скоро надоешь ему. А я подберу. Если сейчас покажешь себя ласковой, женюсь...

– Он всегда будет меня любить, – с холодной гордостью возразила девушка. – А за такие слова вырвет тебе язык.

– Ха-ха! – деланно засмеялся наглец, подступая к ней, как кошка к мыши. – Мужская любовь, что пожар: чем жарче горит, тем быстрее сгорает.

Там началась возня, у обоих участилось дыхание, и Удача намеревался было вмешаться, но мужчина сдавленно взвыл, как можно взвыть в его положении только от болезненного укуса. Отпрыгнув от него, княжна дрожащим от частого дыхания голосом презрительно и гордо предупредила:

– Убирайся! Или я закричу!

– Ты меня ещё попомнишь, – злобно прошипел мужчина. – Шахское отродье!

Он шумно вышел и захлопнул дверь. Рассчитав про себя, сколько тому нужно времени, чтобы спуститься лестницей вниз, Удача заглянул в окно. В голубом атласном платье княжна показалась ему ещё краше, чем была в струге. Полагая, что осталась одна, она присела на край широкой кровати под балдахином и, прикусив губы, сосредоточено перебирала чёрные бусинки чёток, охваченная каким-то беспокойством от собственных мыслей, явно связанных с тем, что услышала от негодяя. Она заметила незнакомца, когда тот уже спрыгнул в спальню, и вздрогнула, со сдержанным испугом привстала. Она не позвала на помощь, так как сразу узнала его, и большие, широко раскрытые глаза её тронул блеск готовности к улыбке. Он прижал указательный палец к губам, и она, подчиняясь такому знаку, спросила вполголоса:

– Ты? ... Зачем ты здесь?

– Мне надо переговорить с вами, – подчёркивая своё уважение, так же вполголоса сказал он. – Вам нечего меня бояться.

– А я и не боюсь, – она слегка дёрнула плечом. – С чего ты взял?

Подходя к ней, он осмотрелся в застланной коврами спальне.

– Наверное, горько осознавать себя пленницей... вождя казаков?

Она поняла, что он подумал.

– Разбойников? Ты ведь это хотел сказать? Нет у меня никакой горечи. И я не пленница. – Она легко вздохнула. – Меня с детства обещали хану разбойных кочевников. Ты их не видел. Это полузвери... Бр-р-р!

Она передёрнулась при одном воспоминании об этом.

– Но... вас, княжна, везли к жениху. Вы же не по своей воле стали жертвой похищения.