Читаем Поручик Державин полностью

— Герр Шульман, — глухо промолвил он, стараясь сохранить спокойствие, — завтра я принесу нужную сумму.

— Вот это дельные слова! Но маленькое условие… Entschuldigung[8], таковы правила. Вам придется оставить небольшой залог.

— Какой залог?

Шульман поджал тонкие губы.

— Да сущая безделица. Всего лишь серебряный рубль, подаренный вашей маменькой…

Дался ему этот рубль! Державин метнул на него испепеляющий взгляд, не пытаясь сдержать гнев.

— Как вы смеете сомневаться! Я — гвардеец ее императорского величества! И если даю честное слово, то сдержу его или умру. А сейчас мне не о чем разговаривать с вами, сударь!

Державин решительно отстранил немца и направился к выходу. Но не прошел он и нескольких шагов, как жестокий удар в голову едва не свалил его с ног. Кто-то из игроков оглушил его табуретом. И вся стая набросилась на него. Державин не успевал защищаться от сыпавшихся на него ударов. Его били кулаками, тростями, пивными кружками, железной кочергой — всем, что только попадалось под руку. Били злобно, не щадя, куда попало… Лишь чудом, улучив момент, ему удалось вскочить на ноги и выхватить тесак из ножен.

— Прочь, собаки! — крикнул он. — Убью!

Блеск боевого клинка охладил пыл разбушевавшихся игроков. Толпа отшатнулась, и в наступившей тишине Отто Шульман ехидно проронил:

— Вот уж не думал, что оружие дано доблестным гвардейцам для обороны от мирных граждан. Так и быть, господин Державин, отпущу вас без залога. Вижу, что вы хорошо усвоили преподанный вам урок. Ступайте зализывать раны, а завтра в полдень — милости просим к нам, в "Король бубен"! И не вздумайте скрыться! Вас найдут даже в преисподней.

Бредя по темным улицам, Державин еле нашел дорогу. С каждым шагом ему становилось все хуже, тошнота подкатывала к горлу: удар табуретом по голове давал о себе знать. Кое-как он доплелся до калитки дома Блудовых.

***

Выслушав покаянную исповедь кузена, Иван долго молчал, потом тяжело вздохнул.

— Эх, братец ты мой… Тебе уж двадцать лет, а умишко, как у малого дитяти. Да неужто ты не понял, что перед тобой картежные шулера?

Державин отшатнулся.

— Не может быть! Я следил за игрой!

— Ты, Ганя, сам того не зная, играл с открытыми картами!

— Я никому их не открывал!

— Они были известны им прежде, чем ты сам успел в них заглянуть, — невесело усмехнулся Блудов. — Трудно и представить, сколько имеется секретных способов тасовки и сдачи карт! А крапление? Это целое искусство! Гнутые углы, насечки, наколки, слегка измененный рисунок на рубашке карты… А зеркала, отражающие карты партнера! Они везде — на стенах, в канделябрах, в обыкновенных табакерках. Я уж не говорю об условных сигналах, которыми обмениваются игроки, и ручных манипуляциях с картами.

— Так почему же ты сразу не предупредил? Зачем притащил меня в этот притон?

Блудов обиделся:

— Зачем? А ты забыл, что ушел оттуда с немалыми деньгами? Да еще уговаривать пришлось: ты рвался продолжить игру. Их метода мне хорошо известна. Сначала дают новичку выиграть, причем по-крупному, не скупятся… А когда игрок приходит еще раз, обдирают как липку и берут в кабалу — заставляют работать на себя. Обучают шулерским приемам, посылают в трактиры и постоялые дворы "вербовать рекрутов". Это как птичьи силки: коготок увяз — всей птичке пропасть. Но долг заплатить все же придется… И точно в срок, иначе отомстят жестоко. Знаю я этот народец! Мать родную не пожалеют…

При этих словах Державин вздрогнул. Не хватало еще, чтобы из-за его легкомыслия пострадала матушка. Где достать деньги? Шутка ли — три тысячи рублей! Занять у Блудова? Но едва лишь Гавриил об этом заикнулся, тот замахал руками, объяснив, что даже в руках не держал таких денег. Мелькнула мысль о князе Козловском. Неужели знатный и богатый кавалергард, который когда-то называл его своим другом, не поможет ему в трудную минуту? В сущности, он добрый малый, хоть и шалопай. Наверное, уже корит себя за то, что так холодно обошелся со старым приятелем.

До полудня оставалось около четырех часов. Наскоро собравшись, Державин отправился на Тверскую. Ему повезло: он подошел к дому Козловского как раз в тот момент, когда князь спускался по гранитным ступеням парадного подъезда, направляясь к нарядному экипажу, запряженному парой английских лошадей.

— Опять ты? — вместо приветствия, нахмурился Козловский. — С чем пожаловал? Приходи, Гаврила, завтра. У меня неприятности: еду к отцу денег просить. Стыдно, конечно, но ничего не поделаешь. Долг чести: или плати, или стреляйся! Я, брат, вчера проигрался в пух и прах, и знаешь кому? Поэту Майкову! Гений хренов… Не стихи у него, а жалкие нескладушки!

Князь что-то еще говорил о Майкове, ругая его последними словами, но Державин уже не слушал. Коротко извинившись, он сбежал по лестнице и зашагал по мостовой, сам не зная куда. Его мозг напряженно искал спасительный выход. Обратиться к майору Терентьеву? Он не раз выручал его, но вряд ли у него могли быть такие деньги. К тому же Ганя обманул его, отпросившись со службы якобы для того, чтоб навестить больную мать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза