Поручик Державин

— Отчего же мне не быть довольным? Я начинал простым солдатом, а дослужился до генерала.

— Да уж лучше бы стихи писал! Больше бы имел и от Катерины, и от меня.

Державин усмехнулся и продекламировал:

Поймали птичку голосисту
И ну сжимать ее рукой.
Пищит бедняжка вместо свисту,
А ей твердят: "Пой, птичка, пой!"

Глава 15 "ПЛЕНИРА… ГДЕ ТЫ?"

Никто из придворных не пожалел о его уходе, кроме статс-секретаря Храповицкого, который при Державине два года бил баклуши, сваливая на него все самые сложные дела.

В Сенате Державин завоевал известность как самый педантичный блюститель закона. Князь Александр Вяземский, с которым он когда-то враждовал и ломал копья, к тому времени умер, и служба не доставляла никаких неприятностей. Доходы его выросли, и вскоре он построил собственный дом на Фонтанке: красивое трехэтажное здание, нарядное снаружи и уютное внутри. В нем часто собирались желанные гости. Именно о таком доме — веселом, полном друзей, всегда мечтала его Пленира.

Здесь Державин решил справить свои именины — ему исполнилось пятьдесят лет. Глядя, как легко порхает по просторным комнатам его обворожительная молодая жена, украшая стены цветочными гирляндами, он тихо улыбался, неслышно шепча про себя какие-то стихи.

Вечером стали собираться гости. Пришли Львовы и Капнисты с кучей детишек, писатели Карамзин и Дмитриев, а также сенатор Петр Лазарев, друг и сослуживец Державина, большой поклонник его творчества. Лазарев недавно овдовел и один воспитывал троих сыновей, будущих моряков…

Николаю Карамзину в ту пору было 27 лет. Его красивое умное лицо с тонкими аристократическими чертами, европейские манеры, а главное, живая, свободная речь, пересыпанная необычными новомодными словечками, представляющими собой кальку с иностранных слов, делали его неотразимым в глазах молодых людей, особенно дам. Они заслушивались его рассказами о путешествиях по Европе, называли "русским Стерном" и охотно повторяли придуманные им слова: "впечатление", "влияние", "трогательный", "влюбленность"..

В начале праздника, когда гости расселись за столом, Капнист, Львов и их жены-сестры, Александра и Мария, поднявшись, громко, в лад запели: "Гром победы, раздава-а-йся!.." И все присутствующие дружно подхватили: "Веселися, храбрый Росс!" Уже вся Россия, от мала до велика, знала эту патриотическую песнь. Она победно звучала по городам и весям, на парадах и народных торжествах.

Пленира, сидя за фортепиано, аккомпанировала хору. И вдруг под звуки полонеза с разных сторон зала стали выходить детские танцевальные пары в розовых и голубых нарядах — точно так же, как три года назад, на открытии Таврического дворца.

Этот милый сюрприз друзья втайне подготовили к юбилею Державина. Долго репетировали с детьми, шили костюмы… И танец удался на славу! Поэт был растроган до слез и сказал с волнением:

— О таком подарке я не мог и мечтать! Не знаю, что чувствовал светлейший, но вряд ли он был так счастлив, как я!

А потом было застолье, танцы, чтение стихов, игры в фанты и живые картины… Но сюрпризы не кончились. В разгар праздника в зале неожиданно появилась незнакомая гостья. Это была высокая красивая шатенка лет двадцати пяти с огромным букетом алых роз. Державин растерянно принял цветы, пытаясь вспомнить, кто эта дама.

— Не узнаете меня, Гаврила Романович?

Он в замешательстве покачал головой. Ему на помощь поспешили Капнист и Львов:

— Господин Державин, позвольте вам представить нашу свояченицу, Дарью Александровну Дьякову!

— Боже мой… Мармазетка?! — вырвалось у него.

Все рассмеялись.

— Именно так, — смущенно подтвердила Даша. — Та самая вредная обезьянка, которая постоянно мешала взрослым…

Державин в изумлении глядел на нее, не веря своим глазам. Потом, опомнившись, позвал жену:

— Погляди, Пленира, кто к нам пожаловал!

Екатерина Яковлевна тепло поздоровалась с гостьей и, обменявшись любезностями, спросила, не желает ли она пройтись по дому.

— Право, не знаю… — неуверенно промолвила Дарья.

— Пойдемте, пойдемте, милочка! — Катя, смеясь, взяла красавицу за руку и решительно увела ее подальше от Державина, в другую комнату.

Под конец праздника все снова собрались в большом зале, и Гавриил Романович стал читать гостям новое стихотворение, посвященное жене:

О домовитая ласточка!
О милосизая птичка!
Грудь красно-бела, касаточка,
Летняя гостья, певичка!
Ты часто по кровлям щебечешь,
Над гнездышком сидя, поешь.
Крылышками движешь, трепещешь
Колокольчиком в горлышке бьешь…

Он начал бодро, но по мере чтения его охватывала странная нежданная грусть. Какое-то неосознанное предчувствие вдруг подкралось к нему, омрачив безоблачно-счастливый день именин. В горле запершило. Он закашлялся, смешался и стал просить прощения.