— А ей, слава богу, двадцать седьмой годок пошел! — словно прочитав его мысли, сообщил Львов. — Старая дева! Но хороша… тут уж ничего не скажешь!
— Отчего же сия красавица до сих пор не замужем?
— Тебя ждет!
Как ни сопротивлялся Державин, но верно говорят: капля камень точит. В один прекрасный день друзья уговорили его отправиться в дом покойного обер-прокурора Алексея Афанасьевича Дьякова, в котором жила его младшая дочь Дарья. Капнист и Львов явились со своими семьями — женами и детьми. Нежно расцеловав младшую сестру, Александра и Мария принялись хлопотать в столовой, отдавая распоряжения слугам, а мужья увели детей в биллиардную, оставив Державина наедине с Дашей.
Высокая, тоненькая Дарья Алексеевна совсем не была похожа на маленькую уютную Плениру. Ничем она не напоминала и ту озорную девчонку-мармазетку, что когда-то путалась под ногами у взрослых. Перед ним стояла миловидная дама с большими серыми глазами и аристократическими чертами лица, строгость которых смягчал нежный округлый подбородок. Шелковистые русые волосы были зачесаны назад и скреплены шпильками на затылке в тяжелый узел. Державин глядел на нее и боялся заговорить, потому что она ждала от него каких-то важных слов, а он не был готов их произнести.
Дарья пришла ему на помощь:
— Рада видеть вас, Гавриил Романович. Сочувствую вашему неутешному горю… Но, поверьте, жизнь продолжается! Ваши стихи нужны Отечеству…
Он жестом прервал ее:
— Вы уж простите меня, Дарья Алексеевна, но будем говорить без предисловий. Так легче… Сестры, наверное, вам сказали, что я пришел просить вашей руки?
— А разве это не так? — растерялась она.
— Именно так. Я прошу вас стать моей женой! Но прежде чем вы дадите ответ, мне надо предупредить вас…
Она вдруг сделала шаг навстречу и поднесла ладонь к его губам.
— Молчите! Я понимаю, что не любовь, а величайшее несчастье привело вас ко мне. Вы — один из тех, кто любит только раз в жизни! И я никогда не смогу заменить вам Плениру. Именно это вы хотели сказать, не так ли?
Растроганный Державин обнял ее тонкий стан, привлек к себе.
— Дашенька… Пленира — на небесах, а мой земной путь еще не окончен. И его остаток я прошу тебя пройти вместе со мной.
Слезы переполнили глаза Даши и покатились по щекам. Всхлипнув, она спрятала мокрое лицо на его груди.
— Что же ты плачешь? — тихо спросил Державин. — Ответь, согласна или… нет?
— Конечно, да! — воскликнула она. — Тысячу раз — да! Гаврила Романович… Вы — лучший человек на земле… Клянусь, я буду вам хорошей женой!
Гавриил Державин и Дарья Дьякова обвенчались 31 января 1795 года. Пышной свадьбы не было. В глубине души Державин чувствовал вину, что так быстро нарушил траур по Кате, но жить один больше не мог: чувствовал себя камнем, брошенным в омут. С новой женой он не только обрел душевный покой, заботу и ласку, но и породнился с друзьями. Теперь три друга-поэта были женаты на трех сестрах. Завистники втихомолку осуждали его за скоропалительный брак, но почитатели радовались, что наконец кончилось его добровольное затворничество, что стал он появляться в свете, писать стихи.
К Дарье он был внимателен, баловал подарками, даже поэтическое имя ей придумал: Милена! Но так и не смог полюбить ее той пылкой, всепоглощающей любовью, какой любил свою первую жену. То ли постарел и с годами стал слишком холоден, а может, и впрямь был прирожденным однолюбом? Поначалу он надеялся, что Милена подарит ему детей, но и второй его брак тоже оказался бесплодным…
Между тем государыня вспомнила наконец о своем великом полководце. Ранее она не жаловала Александра Васильевича Суворова, считая его строптивым чудаком, который этим и обрел чрезмерную популярность в войсках. Но после Польского похода, в котором Суворов одержал важную для нее победу над восставшей армией Костюшко, отношение Екатерины к опальному генералу переменилось. Пусть Европа возмущается жестокими методами "русского варвара"… Победителей не судят! Суворова нужно поскорее приблизить к себе, пока на него не обратил внимания цесаревич Павел…
Разгромив Польское восстание, генерал-аншеф Суворов отправил Екатерине депешу, в которой значилось только три слова: "Ура! Варшава наша!" Государыня ответила столь же лаконично: "Ура! Фельдмаршал Суворов!"
На гребне славы, в новом воинском чине, Александр Васильевич триумфально возвращается в Петербург, где его ждут слава, награды и ордена. Словно стараясь загладить обиду, нанесенную полководцу после взятия Измаила, Екатерина жалует ему алмазный бант к треуголке, имение Кобринский Ключ в Белоруссии, осыпает милостями и сажает подле себя на званых обедах, не обращая внимания на кислую физиономию Зубова. Как признание заслуг нового фельдмаршала, следует распоряжение императрицы поселить его в Таврическом дворце — том самом, куда его "забыли" пригласить на празднование победы над Турцией…
Поздно вечером, войдя во дворец, усталый Суворов попросил отвести его в спальню. Увидев огромную кровать с пуховыми перинами, под балдахином из фламандских кружев, он поморщился и велел постелить в углу соломенный тюфяк.