Поручик Державин

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
Металлов тверже он и выше пирамид…
Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,
И времени полет его не сокрушит.

Так! — весь я не умру, но часть моя большая

От тлена убежав, по смерти будет жить,
И слава возрастет моя, не увядая,
Доколь славянов род вселенна будет чтить…

Гораций ставил себе в заслугу высокое мастерство, а для Державина превыше всего был гражданский долг: то, что мог он "в сердечной простоте беседовать о Боге и истину царям с улыбкой говорить".

Он назвал свое стихотворение "Памятник". Большинство литераторов посчитали его нескромным, и лишь немногие поняли, что Державин имел в виду не лично себя, а образ поэта. Нападки критиков не на шутку расстроили Державина. Конечно, он не мог знать, что через несколько десятков лет идею его "Памятника" поддержит и разовьет в своем стихотворении солнечный гений русской поэзии, еще не родившийся в ту пору…

Возраст и усталость все чаще напоминали о себе. Державин объявил Даше, что собирается выйти в отставку и остаток дней провести в Званке. Довольно отдано сил государственной службе! В тиши благословенной природы он будет писать стихи, заниматься хозяйством, принимать дорогих гостей. Даша горячо одобрила его решение… Но судьба распорядилась иначе.

***

Утром 6 ноября 1796 года скончалась императрица Екатерина Алексеевна, и на трон сел ее сын Павел. Наступил иной век, а с ним иная жизнь. Поэзия и просвещение вышли из моды, повсюду загремели шпоры, ботфорты, замельтешили мундиры… Все изменилось, даже одежда: было запрещено носить круглые шляпы, фраки, жилеты. С непокорных их попросту срывала полиция. Через месяц после похорон государыни Державин был призван во дворец. На лестнице и в коридорах он встретил знакомых вельмож, которые при жизни государыни вели себя гордо и заносчиво, а теперь у них были одинаково потерянные лица: Павел удалял от себя всех, кого жаловала покойная императрица. В числе первых был изгнан Платон Зубов.

Поэт еще хранил в душе теплые воспоминания о том, как он с Пленирой и ее матерью однажды посетил цесаревича в Гатчинском дворце. Но нынче в Зимнем его принял, казалось, совсем другой человек. Поначалу беседа шла непринужденно. Павел предложил Державину место правителя Верховного совета министров. Потом оказалось, что он имел в виду всего лишь должность начальника канцелярии при Верховном совете. Скрыв разочарование, Державин попросил государя выдать ему служебные инструкции.

— Какие еще тебе инструкции?! — вспылил Павел Петрович. — Будешь делать то, что и генерал Самойлов при маман.

— Ваше императорское величество, — спокойно ответил Державин, — помнится, когда я служил кабинетным секретарем вашей матушки, Самойлов ровно ничего не делал. Так что вы правы: никакие инструкции мне не нужны.

Бесцветные глаза Павла налились кровью от гнева. Он подбежал к двери и, раскрыв ее нараспашку, крикнул Державину:

— Не желаешь служить — отправляйся обратно в Сенат! И сиди там смирно! Не то я тебя проучу!

Стоявшие возле двери генералы и высокие сановники замерли от ужаса. А Державин, окинув взором их трясущиеся физиономии, громко произнес, указав на государя:

— Ждите! Будет от этого… толк!

После чего решительно покинул дворец.

Даша не на шутку перепугалась, когда муж рассказал ей о том, что случилось во дворце. Несколько дней прошло в ожидании царского возмездия. К счастью, никаких неприятностей не последовало: Державин был слишком заметной фигурой, и не только в России. Его ода "Бог" была переведена на многие языки мира. Сказывали, что китайский император велел вышить ее шелком и повесить над своей кроватью.

***

Уходил XVIII век…

В 1800 году, совершив великие Швейцарские походы, умер генералиссимус Александр Васильевич Суворов. На его могильной плите была выбита краткая эпитафия, которую ему когда-то сочинил Державин: "Здесь лежит Суворов".

Потрясенный поэт наконец отдал долг, многие годы лежавший камнем на его совести: написал оду, посвященную памяти военного гения. Назвал он ее просто — "Снегирь". Почему снегирь, а не орел или, скажем, Марс? Державин долго искал образ, который передал бы неповторимые черты полководца. Однажды после прогулки он зашел в свой кабинет, где его встретил ручной снегирь, которого выучили насвистывать первое колено военного марша. "Бог мой, как они похожи! — вдруг выстрелило в голове. — Такой же независимый и шустрый! Высокий голос, красный мундир! Храбрая маленькая птичка, не боящаяся ни морозов, ни снежных бурь, — за это ее и любит народ". И Суворов тоже был неприхотлив и отважен, делил с солдатами все тяготы военной жизни…

Кто теперь вождь наш, кто богатырь?
Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?