Поручик

С дальнего конца улицы послышались заполошные свистки городовых. Это торопился из-за всех сил на встречу нашей роте полицмейстер.

-

XV. ЛЕЙБ-АКУСТИК

Он вошел в офицерский клуб, постукивая по полу изящной белой тростью — красивый молодой человек с бледным лицом, слегка растрепанными волосами и в темных очках, за которыми совсем не было видно глаз. Светлый мундир лейб-гвардейца с невиданными мной доселе нашивками говорил о том, что он находится на действительной службе.

Странный лейб-гвардеец замер на пороге, как будто в нерешительности. Буфетчик за барной стойкой в этот момент со звоном устанавливал стеклянные стаканы в подстаканники и разливал чай. Молодой человек тут же уверенно шагнул в его сторону, и, всё так же постукивая белой тросточкой, достиг стойки, ладонью провел по ее полированной поверхности и, щелкнув пальцами, сказал:

— Можно кофе? И покрепче.

Я смотрел на него во все глаза и не мог поверить. Оставался последний штрих — когда принесли кофе, его ноздри затрепетали и он уверенно взял чашку, даже не повернувшись в ее сторону. Теперь я совершенно уверился — он был слеп!

Слепой — в действующей армии? Я не мог пропустить такого персонажа, встал, задвинул стул и прошел к барной стойке.

— Добрый вечер! Никак не могу распознать ваши нашивки и мучаюсь от любопытства. Не просветите?

— Лейб-акустик, господин поручик…

— А как вы…

— У вас легкий шаг. Если бы вы были хотя бы полковником — то, скорее всего, топали бы как рота солдат — в больших чинах легко располнеть. Сапоги у вас, судя по скрипу, яловые — слишком хорошо для вольноопределяющегося или нижнего чина, и слишком плохо — для штаб-офицера. Так что вы или поручик, или подпоручик, или штабс-капитан. Выбрал среднее — и не прогадал. И да, я слепой.

— Это ведь потрясающе — дедукция, да? — он нравился мне все больше и больше каждой минутой знакомства. — А лейб-акустик — это как? Акустики — они ведь на флоте.

— И, с недавних пор, в противовоздушной обороне.

Я хотел спросить, видел ли он Его Высочество — «лейб» — означает что он должен был состоять непосредственно в охране Регента, но потом прикусил язык.

— Вы встречались с Его Высочеством? — спросил я. А потом, хмыкнув, добавил: — Это, наверное, второй глупый вопрос который вам задают чаще всего.

— Ну да… Обычно спрашивают — видел ли я Его Высочество, а потом начинают извиняться. Ради Бога, я знаю что я слепой, но я понятия не имею о зрении — я слеп от рождения, поэтому для меня это то же самое, что для вас — не уметь летать. Ну, нет и нет — есть масса других способов быть полезным и получать удовольствие от жизни. Отвечая на ваш вопрос — да, я встречал Его Высочество неоднократно — очень тактичный, интеллигентный мужчина, пожилой, с приятным низким голосом… Аккуратный, не курящий… Давайте лучше о музыке, а? Вы любите музыку?

И мы весь вечер говорили о музыке — по основной своей профессии он был скрипачом, и разбирался в вопросе явно лучше чем я. Скрипача — лейб-акустика звали Марк Вознесенский, и в войсках он был уже четыре года — с тех самых пор как аэропланы и цеппелины стали массово использовать для бомбардировок. Я всё еще не очень себе представлял, в чем именно заключались его обязанности, но впечатления от общения с ним были исключительно приятные — чувство юмора и эрудиция делали его отличным собеседником!

* * *

Я всё гадал — когда мои выходки выйдут боком. На самом деле поручик не может себя вести так, как я. Это в суматохе первых месяцев гражданской войны начальство еще как-то терпело такого скверного типа. Если быть честным — командир штурмроты получился из меня посредственный.

Единственное, чем я мог гордиться — это нормальные отношения внутри нашего подразделения. Старые служаки — такие как Демьяница и Перец, простые парни рабоче-крестьянского происхождения типа Гущенки, Ющенки, Панкратова и Лемешева, рафинированные интеллигенты вроде Фишера и Тревельяна, кадровые офицеры — Вишневецкий и Семеняка, проходимцы вроде Стеценки, да Бог знает кто еще… Вся эта компания под руководством меня, грешного, как-то тянула лямку и выпутывалась из передряг, и даже неплохо воевала. Но в целом — с укреплением Новой Имперской армии, или армии Новой Империи — как угодно, нашей вольнице должен был прийти закономерный конец.

Бардак в снабжении, которое всеми правдами и неправдами налаживал Семеняка, неуставщина (в хорошем смысле) в отношениях, с которой мы с господами офицерами смирились и даже поощряли, нестандартное вооружение, навроде карамультука Темирдея Тингеева или моей горской шашки… Множество всяких мелочей — от оплетенной лозой металлической фляжки до более удобного гражданского ранца — для нашей роты всё это было настолько привычно, что когда по наши души нагрянула инспекция из Генерального штаба — мы и не подумали как-то скрывать все эти наши штучки.