Матерые вояки-унтера скрылись в подлеске, Тингеев по-пластунски, как змея, скользнул вперед.
— А молодцы они у тебя! — одобрительно прошептал Марк. — Могут!
Наконец, вернулся Тингеев.
— Часовые-то совсем мертвые, однако!
Зенитчики переглянулись, а Вознесенский вдруг встал, замер и с какой-то особой злостью проговорил:
— Да там ребят режут!
С фланга раздалась частая пальба — я узнал карабин Демьяницы и винтовку Лемешева.
— Оружие к бою, вперед, вперед! — моим бойцам не требовалось лишних команд.
Я выхватил из кобуры револьвер, и мы побежали к батарее.
Фигуры в темных мешковатых одеяниях как раз занимали позиции на КПП, когда мы начали палить в их сторону. Вахмистр Перец и Фишер синхронно рухнули прямо на дорожку, и я уж было подумал что пулеметчиков достали, но они сноровисто изготовили ручник к стрельбе и открыли огонь.
Мы выцеливали мешковатые фигуры, стоя за деревьями, и палили по ним как в тире — электрический фонарь над бетонным командным пунктом давал неплохую подсветку, а вражеские диверсанты, видимо, просто растерялись.
Мы прикончили троих, и ринулись через проходную. Мигнул и погас фонарь.
— Они внутри! — без тени сомнения заявил Марк.
Я увидел у него в руках два автоматических пистолета и несказанно удивился. Слепой с пистолетами?
— Наших там живых нет, — сказал лейб-акустик. — Швырните гранату, а потом просто запустите меня внутрь.
Увидев мое недоумение, один из зенитчиков сказал:
— Не сомневайтесь, господин поручик. Он знает, что делает.
Знает — ну и ладно. Взрослый человек, в конце концов.
Мои пехотинцы рассредоточились по территории батареи, прикрывая друг друга. Я, Панкратов и зенитчики подвели Вознесенского к командному пункту. Панкратов чуть приоткрыл металлическую дверь и катнул туда ребристую «лимонку». Грохнуло, и я увидел, как Марк поморщился. Через секунду он уже был внутри. Раздалась частая стрельба, а потом голос лейб-акустика:
— Тут всё, можно входить.
Еще четыре трупа в темных маскировочных костюмах и Марк с дымящимися пистолетами — вот что мы увидели.
— Это как это вы так, господин лейб-акустик? — ошарашенно оглядывался Панкратов.
— Стрельба на звук! — немного самодовольно проговорил Марк. — Тут главное быть уверенным, что никого из своих поблизости нет.
На улице раздалось еще несколько выстрелов, а потом в командный пункт вбежал Лемешев и, осмотревшись, даже присвистнул:
— Уничтожено три противника, еще два вражеских диверсанта скрылись в лесу. Живых зенитчиков не обнаружено.
Один из подчиненных Вознесенского громко выматерился. Второй, кажется, всхлипнул.
— Я в ПВО пошел потому что мне страшно не нравится когда взрываются бомбы. У меня уши болят, понимаешь? Все эти фокусы со стрельбой на слух — это всё ерунда по сравнению с ощущением, когда ты сидишь в подвале, а на втором этаже рвутся авиабомбы с цеппелина. Ты когда-нибудь слышал бомбы с цеппелина? — спросил Марк.
— Доводилось.
— Это отвратительно, да? Не говоря уже о том, что ломаются вещи и гибнут люди, — я не мог с ним не согласиться.
— Знаешь, что сейчас будет? Сейчас будет авианалет на столицу. Даю гарантию — все батареи в нашем секторе вырезаны. Они попрут здесь, а потом начнут бомбить военные предприятия, гарнизон и жилые кварталы.
— Кто — они? — мы осмотрели трупы диверсантов, и ничего примечательного обнаружить не удалось. Это могли быть лоялисты, Протекторат, Альянс, или еще кто-то — с этим разбираться придется кому-то более компетентному.
— Да неважно. Главное сейчас — что мы будем делать.
— Сообщим в штаб округа?
— Поздно. Нам придется держать оборону! Сейчас ребята покажут твоим бойцам, как управляться со спарками — и мы дадим жару этим гадам!
— Да как ты себе это представляешь?! — теоретически мы могли стрелять из чего угодно, но противовоздушная оборона — это совсем другая специфика.
— Я сейчас всё объясню.
Мы нашкребли расчетов на три 23-миллиметровые спарки — двумя руководили зенитчики, а вахмистр Перец уверял, что справится «без сопливых». Я должен был управлять прожектором.
— Я просто буду показывать пальцем куда тебе нужно светить, просто следи за рукой, — сказал мне лейб-акустик. — Когда будешь видеть цель — кричи «Огонь», чтобы я успел закрывать уши. Мои уши на данный момент — единственная надежда наша и столицы, вот что я тебе скажу. Когда цель будет поражена — тут же туши свет, чтобы лишний раз не подставляться.
Его уши явно не страдали скромностью. И не зря.
Гул авиационных моторов мы услышали через несколько минут. Марк был весь напряжен, как охотничий пёс перед гоном.
— Ну, начали. Первый, — крикнул он и его правая рука указала в ночное небо.
Я развернул прожектор, солдаты в бешеном темпе вращали рукоятки регуляторов. Я дернул за рубильник — в небо устремился яркий столб света и выхватил из темноты огромный двухмоторный аэроплан. Бомбардировщик!
— Огонь! — заорал я, краем глаза заметив, как затыкает уши ладонями Марк.