Порыв ветра, или Звезда над Антибой

– Конечно, помню. Мне тогда двадцать два было. Хорошее время. У них, между прочим, гости бывали, тоже художники. На меня, конечно, пялились. Я ничего была, роскошная блондинка… А этот ваш Никола. Почти как у нас имя. Мой отец был Николаи. Мы все Николаи. Один раз случай был, в войну. Пришли полицейские моего отца забирать… За что забирать? Ну за то-сё, война, все крутятся. Полицейские тоже, как вы сегодня, перепутали – Никола, Николаи. Стучат к Сталю. Как раз над нами. Никола открыл дверь: «В чем дело?» Высокий такой блондин. Чистый немец. Говорил, что барон. Все может быть. Вы же слыхали: он себя порешил… Ну полицейские говорят: «Извините, не похож на этого, которого ищем. Только имя похожее…» И ушли. Проходят – на меня смотрят. Все смотрели. Было время… Да мне и сейчас еще… восемьдесят семь.

Невинное кокетство. Посчитал про себя (по-русски, конечно, считал) – выходило больше. Я сказал учтиво:

– Никогда не дашь. Какие наши годы…

Глава 20. Париж всегда Париж

В 1943 году Никола и Жанин столкнулось с новыми материальным трудностями. Главная добытчица Жанин теперь нянчила дочку, а глава семейства, который и раньше неохотно отрывался от мольберта для заработка, теперь и вовсе нашел свой путь в искусстве и отвлекаться для недостойных глупостей не хотел. С голоду впрочем в тот год и в Ницце никто не помер…

Забегая вперед, сообщим, что герой нашей книги достиг всего, о чем мечтал. Однако ждать ему оставалось немало, а пока надо было срочно что-то делать. Никола и Жанин решили переехать в Париж.

Известно стало, что в оккупированном Париже художнику выжить легче, чем в свободной Ницце. Об этом писали Жанин в письмах друзья, писал кузен-художник. Вообще, Париж – это Париж, и он манил всех неодолимо. Паническое бегство культурной элиты из Парижа в 1940 году на курорты Лазурного Берега было актом «сопротивления», но так долго жить вдали от бурного парижского кипения оказалось не под силу даже самым знаменитым «резистантам». Тем более, что известия из Парижа в 1941-1943 году приходили самые утешительные: культурная жизнь в столице била ключом. Вскоре после героического «исхода» начались репетиции в театрах, съемки новых фильмов. И не только на «Коварство и любовь» ходили парижане и «гости столицы». На годы оккупации приходится, скажем, режиссерский расцвет Юрия Анненкова. Он осуществил в эти годы постановку опер Чайковского «Пиковая дама» и «Евгений Онегин» в Большом зале Плейель, оперы Мусоргского «Женитьба», а в 1943 году поставил драму Грибоедова «Замужняя невеста». Опера и вовсе не простая была. Лифарь водил Геббельса по Дворцу Гарнье, послал приветственную телеграмму Гитлеру по случаю взятия Киева… Неудивительно, что дописав пьесу «Мухи» на пленительном острове Поркероль, устремился в Париж резистант Сартр, и зрительный зал, полный интеллигентных офицеров вермахта, рукоплескал новому достижению французского гения. Вернулись в Париж очень «левый» Жан Полан и другие законодатели культурной моды и вкуса. Конечно, и едва начавшему свою карьеру абстрактного живописца молодому апатриду де Сталю место было в исконной столице передовой живописи – в Париже.

Уже летом 1943 семья начала приготовления к отъезду. По дешевке распродавали мебель, освобождались от непроданных картин…

Как-то вечером, в неурочный час у дверей дома в Северной Ницце, где жил молодой букинист Жак Матарассо, раздался звонок. Хозяин обмер. Затаился. Приоткрыл занавеску. У входа маячила долговязая фигура де Сталя. Матарассо с облегчением загремел засовами.

– Я прощаться, – сказал Сталь. – И вот вам подарок.

Он сунул в руку растерянному Жаку пастель.

– Но почему?

– Вы первый купили мою абстракцию. Такое не забывается. Но я еще вернусь.

Когда стану знаменитым. Через десять лет.

– И вы знаете, он правда вернулся десять лет спустя, – сказал мне девяносточетырехлетний букинист Жак Матарассо в своем магазине на рю Лоншан в Ницце, – он и правда вернулся знаменитым, и я даже подготовился к его возвращению. Это целая история, я вам ее расскажу… А вот тогда, ночью, когда он позвонил у двери, я думал, за мной пришли…

– Отчего вы так думали?

– О, это другая история. Связанная с Сопротивлением. Вам, наверно, неинтересно. Вы их много слышали, историй о резистантах…

– Одну – две. В основном о русских резистантах. А вы француз. Редкая удача.

– Почему редкая?

– Потому что по официальным данным насчитали на всю страну, на полсотни мильонов французов, двадцать пять тыщ резистантов. Среди них «резистанты последнего часа», а то и вовсе липовые. А сколько их нынче осталось в живых? Так что мне повезло. Встретил настоящего. Расскажите, месье Жак.

– Ко мне в 41 году пришел Арман Фраден, он был из Бельгии. И в здешнем Сопротивлении он возглавлял связь с английской Интелидженс Сервис. Он предложил, чтобы я помогал им в хранении всяких бумаг. У меня в ящике стола лежали фальшивые бланки, печати… В общем, я был их почтовым ящиком. Понимаете?

– Да, как я понимаю, былая сеть коминтерна сгодилась Интелидженс Сервис, – сказал я, гордясь своей сообразительностью.