Поскольку я живу (СИ)

Это решение захватывало до такой степени, что Полина совершенно серьезно начинала изучать собственный контракт на вопрос выплат неустойки. Однажды в каком-то немыслимом порыве она влетела в кабинет Стаса с твердым намерением попросить у него помощи: разобраться в документах и, при крайней надобности, даже финансовой. Закончиться могло чем угодно, если бы у Штофеля не была назначена на этот день важная встреча.

Дырка во времени, в которую Поля угодила против воли, заставила ее еще раз подумать, взвесить все аргументы и отказаться от почти принятого решения. Пара репетиций, концерт – и вычеркнуть навсегда. Забыть, будто и не было.

Это он прятался пять лет – она не станет. Это он сбегал, а она придет играть на его чертовом концерте. Потому что, не сказав ей правды, он ошибался. Ошибался! И доказать ему свою правду сегодня, спустя столько лет, было важно.

В конце концов, Иван сам выбрал такой путь. Он исчез из ее жизни. Но она сможет жить так, словно прошлое ничего для нее не значит.

Отыграв на «Олимпийском», она поставит окончательную точку в том, чем были их отношения для нее.

И в то же время именно сейчас она не могла поставить точку даже в собственных мыслях, загоняя себя в угол обиды. Да, его молчание обижало ее сильнее прочего. Он знал, давно знал, всё знал – и молчал. Молчал пять лет назад. Молчал теперь, когда она отчаянно искала ответы. Молчал даже в Берлине, когда она пустила под откос себя и собственную гордость. И плевать ей на его ночные бдения под ее дверью. Всё пустое! Всё лишь бы оправдаться.

И среди всех своих раздумий, так или иначе возвращавших ее к глупой, гадкой, издевательской нелепости, враз лишившей настоящего и будущего, и в народе именуемой «инцестом», незаметно для себя Полина все чаще стала проводить свободное время, которое находилось в ее бесконечных репетициях, с сыном, открывая покой, которого давно искала, и просто слушая его неиссякающие рассказы и идеи, до бесконечности вспыхивающие в светлой голове.

Постепенно уходило ощущение, что она неродная в мужском мире Штофолей. От того ли, что здесь, в чужой стране, чужом городе, чужой квартире весь ее мир заключался в музыке и сыне, или же от того, что Лёнька ходил за ней хвостиком, отпуская ее на свободу лишь ночью, тогда как она теперь мучительно не хотела ни ночей, ни свободы. Потому что они возвращали ей ее страхи и мысли. А сын – он как щит. Пока рядом, кошмары не заберут ее себе.

Вечерами Лёня уговаривал мать смотреть с ним мультфильмы, под которые выпадал из реальности, примостив голову у нее на коленях. Но едва она пыталась отнести его в кровать, как он тут же раскрывал совершенно сонные глаза и так же сонно бубнил: «Я не сплю!».

Полина привыкала к таким вечерам, из ее обычной жизни остались лишь редкие звонки маме, и порой она спрашивала себя: может быть, вот эта параллельная реальность – это и есть настоящее. Ее собственное, персональное настоящее. И она зря стремилась к несбыточному. Не только потому, что Иван – брат, а потому что он действительно «ошибся». И она ошиблась. И все это время ошибалась.

Лёнька что-то буркнул во сне, как обычно видя уже далеко не первый сон в ее теплом объятии. Она убавила громкость телевизора, когда к этим разрозненным звукам добавилось оповещение о новом письме в электронном ящике.

Полина вздрогнула от неожиданности и потянулась за телефоном, так и замерев взглядом на адресате. Выключала экран и снова касалась его пальцами, чтобы увидеть письмо от Ивана.

[email protected]

Невозможно.

К черту.

Показалось. Надо «развидеть».

Но письмо никуда не исчезало, продолжая маячить уведомлением. И постепенно приходило осознание: совпадения быть не может. Этот – такой один.

Полина снова дернулась. Просто нервный спазм, который сдержать она не смогла, даже несмотря на спящего на ее коленях ребенка. Если бы она могла отпустить сейчас Лёньку, то обхватила бы себя руками, сотрясаясь в крупной дрожи. Но вместо этого хватала ртом воздух, как рыба, и понимала, что не готова и не понимает.

Зачем? Зачем, для чего? Что он может ей писать? Что еще он может сказать? И хочет ли она это слышать… Видеть. Его видеть.

А ведь видела. Прямо сейчас – перед глазами. Жуткой вспышкой среди черноты, затопившей комнату, в которой она сейчас сидела. Будто прожектором выхватило скрючившуюся фигуру.

Понурившиеся плечи. Поникшую голову.

Мужчину, сидящего на полу у дивана в переговорном зале гостиницы, названия которой Полина уже не помнит. Таким она запечатлела в себе Ивана последний раз. Таким сохранила его память. Раздавленным, сломленным. И это был не тот, кого она любила.

Тень. Боль. Морок.

Сморгнула.

Ее пальцы медленно перебирали светлые волосы спящего сына. Мягкие и шелковистые, какие бывают только у детей. Сейчас она точно знала, как пахнет Лёнька.

Поля негромко всхлипнула одновременно с пришедшим к ней принятием истины этих минут: как бы ни сопротивлялась – не выдержит. Ей надо знать, что там.

Гладкий экран. Запуск приложения почты.

Два слова и прикрепленный файл.

«Прости меня».