Читаем Поскрёбыши полностью

Тише, Арапов уснул. Рано, в девять не смейтесь. Телефон его вряд ли разбудит – неделями молчит. И тут ему приснился постоянный сон №2. Он в доме, словно раздавленном. Распластанном прямо на песчанике. Прислонившемся к спиной к обрывам известняка. С террасой на плоской крыше, прижатой перилами к каменистым выступам. Кажется, дом сейчас распадется пополам, лишь плющ скрепляет его. Дверь отворяется наружу, скребя по земле. Стекло в ней завешено марлей. Вот что странно – Арапов был не во всех комнатах. Сколько их - Бог ведает. Запрещено, заказано входить. Как в замке Синей Бороды. Или можно, только ценой жизни? и то не наверняка? Он не знает глубин дома, как не постиг устройства мира. Смотрит с улицы на протяженный фасад приплюснутого зданья. Захлебывается сладостью узнаванья, потом горечью ускользанья. Нужно кровь из носу удержать эту картину в глазах, пока не привяжешь ее к конкретному месту. Это как с тем кустом. Лишь он появится – жди тоски. Куда так неспешно подымается дорога? Как по ней прошли что три ангела, за собой вели душу грешную. Ты почто, почто, душа грешная, мимо рая прошла, что ж ты в рай не вошла? Как у нас-то в раю древеса растут, на ветвях поют птицы райские. Как у нас-то в раю жить-то весело, как у нас-то в раю жить-то некому. Такое смешанное чувство утраты и обретенья на этом пригорке, где песок забивается в ботинки. Такая надежда в голосе птицы, прячущейся в белёсых кустах. Такое обещанье в небе, блёклом, как глаза старого крестьянина. А что ждет его, Арапова, в постоянно напоминающем о себе доме с просевшей крышей? Отчего нельзя войти в его дальние покои? Опять фрейдистский сон?

У Али вроде ладится, тьфу-тьфу. С кем-то еще третьим, дай Бог не сбиться со счету. Живут в низинке у реки, на отлете от деревни. Изба поставлена неразумно. Край наш весною вода понимает. Иногда Аля ездит в Москву. Возвращаясь, долго идет пешком. Далеко видит с округлого, высоко лежащего поля. Качаются желтые лепешки полевой рябинки. Ветер крепко шерстит сухие будылья. Уже завиднелась давно не крашенная крыша. Хорошо бы еще знать, что Алю ждет через полчаса под нею.

У Арапова ночь без снотворного. Какая но-очь! Сегодня ему показывают перманентный сон №3. Видит с горки дырявую железную крышу уединенного дома на берегу. Дерево доверчиво легло на нее и, похоже, не собирается расти дальше. Надо вспомнить, когда видел это. Сразу всё переменится, не только в жизни Арапова – в мире. Он силится, тужится, срывается с мысли и просыпается. Половина четвертого. Таблеток ни-ни. Немного поспал – и за щеку. В этих вещах Арапов строг. А вообще-то он не педант, отнюдь. Не катите на него бочку.

Вблизи того дома на отшибе был омуточек. Один на всю речку. Аля с другом там купались, осторожно нащупав обрыв. Вот Арапову и снится порой нестандартный сон №4. Будто бредет по мелкой воде, жарко. Иной раз рухнет плашмя, окунется кой-как. Всё нету поглубже, а должно быть. Он помнит тайной памятью. Где эта ямка? Затянулась песком? Ивняк наклонился с обеих сторон, нет примет – ни мысочка, ни отмели. Вдруг проваливается. Уффф.

Море, море! Теперь, когда у Али наконец завелись кой-какие деньги, она старается повидать его каждый год. Лишь когда море стремглав бросится ей навстречу, маленький лоскуток его или всё целиком, Аля вздохнет полной грудью. Серое, оно возникнет за дюнами. Или отделится от горизонта, закачается в иллюминаторе, круглое, синее, как краска ультрамарин. Всё равно. Это он, единый, слитный мировой океан. Берег его – край земли. Аля достигла границы стихий, ей некуда больше спешить.

А вот Арапов последний раз был на море не упомнит когда. За то и снится ему неизбывный сон №5. Будто он вблизи моря. Ну, одну улицу пройти или, может быть, спуститься с холма. Южная ночь – хоть глаз коли. Облака встали на якорь, закрыв звёзды. Только пройти к морю никак не удается. Вон его слышно – совсем рядом. Арапов натыкается на какой-то железный занавес, вроде непроницаемой переборки в метро. Обогнуть препятствие никак не удается – длинное, зараза. Арапов пытается, но очень скоро у него не становится сил. Поганый сон. Гаже некуда.

Арапов, он хоть живет своей жизнью? Или только придуривается? А то как же. Функционирует. И эта Аля, она еще что-нибудь делает, кроме как сходится и расходится? Да, конечно. Только этот сход-развал для нее сейчас важнее всего. Я тридцать лет искала, сёстры, где скрылся Он. Как выясняется, у изголовья крошки Али побывала очень непостоянная фея. Подарила девочке, суча дочка, не столько врожденное легкомыслие, сколько переменчивую судьбу. Вы думали, это Аля бузит? А не ее меняют – шило на мыло? Есть одна закавыка: Аля подавляет своим превосходством. Таинственным свойством породы, вылезающим, как булавки из подушечки. Зато над кроваткой маленького Кости склонилась фея-мечтательница, фея-грезёрка. Получились сплошные белые ночи. Вот когда всё начинает выясняться. Но если бы даже и раньше – без пользы. Перед феями дверь не захлопнешь. Они проходят сквозь стены.

Перейти на страницу:

Все книги серии Самое время!

Тельняшка математика
Тельняшка математика

Игорь Дуэль – известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы – выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» – талантливый ученый Юрий Булавин – стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки. Судьба заносит Булавина матросом на небольшое речное судно, и он снова сталкивается с цинизмом и ложью. Об испытаниях, выпавших на долю Юрия, о его поражениях и победах в работе и в любви рассказывает роман.

Игорь Ильич Дуэль

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Там, где престол сатаны. Том 1
Там, где престол сатаны. Том 1

Действие романа «Там, где престол сатаны» охватывает почти весь минувший век. В центре – семья священнослужителей из провинциального среднерусского городка Сотников: Иоанн Боголюбов, три его сына – Александр, Петр и Николай, их жены, дети, внуки. Революция раскалывает семью. Внук принявшего мученическую кончину о. Петра Боголюбова, доктор московской «Скорой помощи» Сергей Павлович Боголюбов пытается обрести веру и понять смысл собственной жизни. Вместе с тем он стремится узнать, как жил и как погиб его дед, священник Петр Боголюбов – один из хранителей будто бы существующего Завещания Патриарха Тихона. Внук, постепенно втягиваясь в поиски Завещания, понимает, какую громадную взрывную силу таит в себе этот документ.Журнальные публикации романа отмечены литературной премией «Венец» 2008 года.

Александр Иосифович Нежный

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее