XIIIА что ж она? Душа больнаНе зная, в чем ее вина,Что добродетель и участьеНе могут принести ей счастья?Желая что-то изменить,Я думаю, могла решить:Что быть такое не должноИ счастье близко, вот оно.Пора сей узел разрубить,На все ему глаза открыть,А дальше пусть по воле рокаТекут события, жестоко,Быть может, кончатся они,Но, может, и настанут дниДля торжества добра и чести,И с ним она, быть может, вместеВ Сибири время проведет,Коль он противника убьет.Им будет там, двоим, отрада,А сестрам что? Им так и надо!А если будет он убит,То честь свою он отстоит.А для него что выше чести?С ним я умру, опять мы вместе!XXIVВозможно, так, а не иначе,(Теперь уж многого не значат),Вела раздумья роковые,А главное – она впервыеРешила что-то изменить,Письмом презренным тем открытьГлаза поэта на жену,Затронув тонкую струнуДушевных мук и размышлений,Добавив к ним зерно сомнений.Возможно, он об этом знал,Писав ответ – дуэль желал?Решимостью своей стрелятьсяОн не дает в том сомневаться.Что было б после, мы не знаем,За то одно лишь осуждаем,Что этим всех он огорчил,Погиб и нас осиротил,Семью, в которой мы и детиЕму милее всех на свете!»У этой тризны поминальнойКонец настал, затих печальныйИх разговор, а на зареБуян отбыл о той поре.XXVПоехал вслед за ним Евгений,Иных не выбрав направлений,И путь держал он за село,Туда, куда его влеклоВестей последних наважденье,Возможно, что для искупленьяГреха давно минувших лет,Туда, где юный друг-поэтБыл погребен и где ручейЖурчал и днем и средь ночей.Его не радовали солнца,Что отражались в колокольцах,Висящих под дугой двурогой,Их звон, что несся над дорогой,И леса мрачные чащобы,Снегов печальные сугробы,Ворон крикливых голосаИ их печальная краса,Проталины – весны приметыНа белом – черные заметны,Как старых изб густые точкиНа белом дальнем бугорочке,В снегах деревья, как в тумане,И то, что он забыл о Тане.XXVIВ снегах и старый тот погост,А если б не ряды берез,То не найти бы и следа,Что кто-нибудь ходил сюда.Не только, что зимой иною,Гораздо лучшею порою.Один ручей там оживалИ ту картину оживлял.В молчании и вдалекеЕвгений стал, держа в руке,(То был что с головы убор),И так стоял он до тех пор,Пока молитвы упокойнойНе прочитал весьма достойно.Иные, светские словаЕго рождала голова,Но он молчал. Из них любымНе мог бы пообщаться с ним,Кого Володей звал когда-то,Кто другом был, почти как братом,Ему казалось, но так малоВ то время их объединяло…А вот сейчас бы, никогдаВолодя не попал сюда.XXVII