Послание из прошлого

Она оглядела Витю с головы до ног и сказала:

— А чего не продать? Он же гражданин СССР. Если заработал деньги честным трудом, значит, имеет точно такое же право, как и… — она задумалась, обвела зал пристальным взглядом и закончила: — Как Борис Абрамович, который никак не может выбрать телевизор. Я права, Борис?

Мужчина с лысиной в углу зала, замерший напротив японского телевизора, услышал свое имя, обернулся и его хитрое лицо озарила белозубая улыбка.

— Вы всегда правы, Зоя Аркадьевна.

— Ну вот, что я говорила. Продавай.

Витя слушал их разговор, с замиранием сердца поглядывая на дверь. Если вернутся те парни, возможно, они его побьют. Вернее, точно побьют.

— Только… у меня сейчас с собой денег нет. Можно я домой сбегаю, а вы пока… — он забыл слово и покраснел, но тут же вспомнил — так говорила мама, когда ей не хватало денег и нужно было срочно ехать к тете Оле в столовую, чтобы занять. — Отложить. Вы не могли бы его отложить?

Директриса нахмурилась.

— Отложить? Вообще-то мы так не поступаем…

— На часик! — взмолился Витя. — Всего на часик!

Директриса вздохнула.

— Ладно. Семенова, засеки ровно час. Если через час покупатель не заберет товар, сними табличку — и она протянула продавщице белую бумажку с надписью «ОТЛОЖЕНО».

Семенова кивнула.

— Хорошо, Зоя Аркадьевна. Сейчас без пятнадцати пять. Без пятнадцати шесть я уберу эту табличку. Так что, если не хочешь проворонить, — она взглянула на Витю, но тот уже спешил к выходу.

Борис Абрамович, отвлекшись от новой модели телевизора «Шарп», вздохнул:

— Вот молодежь пошла, нет бы книжки читать, с друзьями футбол гонять, как мы в свое время… никаких телевизоров, никаких магнитофонов… а сейчас только и мысли, где взять новые записи «Моден токин».

— И не говорите, Борис. То ли еще будет… Кстати, вы подумали? Берете «Шарп»?

Мужчина в дорогом кашемировом пальто едва заметно улыбнулся.

— Мой друг хотел бы сразу с видиком, если это возможно…

Директриса сделала незаметный жест рукой, и мужчина кивнул.

Парни на входе уже разошлись. Витя заметил на другой стороне улицы возле булочной мелькнувшую болоньевую куртку и побежал со всех ног. Появившуюся мысль, что, возможно, будет быстрее на трамвае он отринул, глянув на отъехавший забитый до отказа вагон. Пятница, на многих предприятиях сокращенный день, люди спешили по магазинам и домой.

Стоять на месте было невыносимо. Кажется, он бежал быстрее ветра. Если в проходящем навстречу трамвае в этот момент случайно оказался бы Альберт Николаевич, школьный физрук, то наверняка подумал бы, что Крылова, пожалуй, стоит пригласить в секцию легкой атлетики.

У поворота к дому, взмыленный и дышащий как паровоз, Витя столкнулся с какой-то женщиной, та вскрикнула и в другой бы раз он кинулся извиняться, но сегодня пролетел мимо, услышав вдогонку лишь невнятное:

— Вот молодежь пошла! Совсем ничего не видят!

И все же, не добегая двух подъездов, он перешел на шаг. Страх снова вернулся. Витя оглянулся по сторонам, но никого из тех молодых людей, что гнались за ним утром, не было и в помине.

Он дошел до подъезда Шершня и снова осмотрелся. Сердце билось под курткой, не желая успокаиваться. Удостоверившись, что никто за ним не наблюдает и не хочет сию минуту свернуть шею, Витя бочком подошел к подвалу, отворил дверь и юркнул вниз.

Теперь он спускался практически по памяти, лишь изредка проверяя левой рукой стену. У заветной двери он замер, потом запустил руку в карман и вынул ключ — длинный и странный. Открыв замок, Витя нащупал выключатель, прислушался и только потом включил свет.

Заветная коробочка лежала на дне ящика — там же где он ее и оставил. Дрожащими руками он открыл ее, ожидая увидеть фантики, вкладыши от жвачки, игральные карты, что угодно, но не деньги. Ему казалось, что все произошедшее несколько часов назад — просто сон.

Однако стопка разноцветных купюр СССР и таких опасных иностранных банкнот, от одного вида которых его ударило в жар, была на месте. Витя отсчитал десять двадцатипятирублевых бумажек и одну пятидесятирублевую, закрыл коробочку крышкой и спрятал ее на место, завалив проводами, бумажными схемами и прочим хламом.

Взгляд его наткнулся на тот самый прямоугольный прибор черного цвета, который он принял за иностранный вольтметр, рука потянулась пощупать приятные грани вещицы, но он тут же спохватился. Времени не было.

По пути к магазину ему подвернулся трамвай тройка. Витя успел вскочить на нижнюю ступеньку и двери с трудом закрылись, впечатав его в холодный металл и стекло.

— Успел! — взглянув на часы радостно воскликнула продавщица по фамилии Семенова. — Еще семь минут в запасе! — Она будто и в самом деле обрадовалась этому факту и глядя на ее улыбку, Витя почувствовал себя победителем. — Что ж, юный меломан… рассчитывайся и забирай покупку! — лицо ее прямо-таки сияло.

Витя улыбнулся ей в ответ, вытащил деньги и положил купюры на блюдечко.

— Все триста! — сказал он, продолжая улыбаться.

Однако улыбка медленно сползла с ее лица, и она обернулась на магнитофон, потом снова глянула на Витю и медленно, словно раздумывая над чем-то, сказала: