Послание из прошлого. Петля времени

— Чтобы нас не посадили, — ответил Давид и воцарилась тишина. — Он взял вину на себя.

— Но это же… бред! Надо им сказать! — Катя машинально начала вставать, но Давид удержал ее и посадил обратно на скамью. — Даже не думай! Ты не слышала, как боролись с немецкими диверсантами и агентами? Что ты хочешь доказать? Тебе никто не поверит!

— Но…

— Вот тебе и «но», — Петя положил руку на ее руку.

Вышло постановление — всех вражеских агентов расстреливать на месте!

— Но мы же не агенты!

В соседней камере воцарилась тишина, потом раздался тот же голос и в нем слышалось нескрываемое удовлетворение.

— Та-ак, Гром, это уже лучше! Куда лучше! Все-таки, согласись, что с товарищами, пусть и в прошлом они тебе товарищи, я себя имею ввиду, беседовать легче, чем с дуболомами из ЧК. Ты ведь знаешь их методы…

— Знаю… — ответил негромкий, но отнюдь не испуганный голос.

— Отлично. Значит мы найдем общий язык. Ты готов все рассказать?

— Да.

— Что ни говори, ты был на хорошем счету… как же тебя угораздило? — участливый голос допрашивающего даже стал каким-то заискивающим и было странно слышать этот разговор. — Вот уж не думал, что окажусь в этой роли, но что поделаешь…

— Белов… у меня будет к тебе одна просьба. А потом я все расскажу. Ты получишь новое повышение, звание, премию, новый кабинет и даже автомобиль. Дело, сам понимаешь, громкое. Такие шутки не каждый день находят на улице.

— Это уж точно… не каждый… — задумчиво согласился человек по фамилии Белов. — Жаль мне тебя, Гром. На что ты купился? Что тебе пообещали? Деньги? Золото? — Не дождавшись ответа, мужчина продолжил: — Эх… Как же ты Родину продал? Впрочем… не мне тебя судить, суд решит. Но раз ты по-человечески ко мне… так и быть. Все-таки столько в одном кабинете с тобой просидели. Давай, что ты там хотел?

— Передай своему сыну, чтобы он пристегнул ремень, когда будет ехать ночью в черной «Волге».

Наступила тишина.

— Гром… ты меня за дурака держишь? Ты за кого меня считаешь? Ване всего годик, какая «Волга», какой ремень?

— Когда он подрастет… Поклянись, что передашь! Это моя единственная просьба.

— Ты сумасшедший, точно.

— Я не слышу.

— Да хрен с тобой, Гром. Передам. Можешь сам ему написать. Держи ручку и бумагу, все равно будешь сейчас писать. И много!

— Хорошо. Как только он научится читать, отдай ему эту бумагу. От этого зависит его жизнь.

В камере скрипнули доски, потом голос ответил:

— Хорошо. Я сделаю это.

— И еще кое-что.

— Что?

— Дети ни при чем. Я просто нашел этих беспризорников и заплатил им по пять рублей. Каждому. — Тут голос стал громче, и Давид приложил палец к губам.

— Он… он это для нас говорит! Тише!

— … Их было шестеро, двое сбежали с деньгами, ну ты сам знаешь, шпана — дело ненадежное, но так было проще всего протащить аппарат через блокпосты.

— Судя по показаниям шофера, они с этим неплохо справились, — миролюбиво ответил Белов.

— Да, они местные, одна девка из деревни, а остальные, как я понял, прибились. В общем, мне повезло, но… кому-то из них не хватило денег, и он решил, что…

— Сдаст тебя.

— Точно.

— Ты же опытный опер, Гром. Ты купился на басни хулиганов? Одного там зарезали в сарае. Уж не твоих ли рук дело? Ты весь в крови.

— Ты знаешь, что нет. Тот, что взял деньги за всех, наглый такой, худой — он зарезал своего кореша, чтобы не делиться и сбежал. Я думал, что успею… не получилось.

— Да уж… история. Но, сам понимаешь, детьми займутся особисты. Дело непростое, я не могу их выпустить.

— Понятно. Просто запиши их показания, пока они ничего не забыли и не начали путать.

— Ладно.

— Держи записку для сына.

Наступила тишина, во время которой, Белов, видимо, читал бумагу.

— Я не понимаю, зачем тебе это, Гром. Но уговор есть уговор. Передам, как подрастет. А теперь, садись и пиши. Все с самого начала. Как на тебя вышли, кто, где встречался, адреса, имена, приметы, когда, пароли, в общем все до последних мелочей.

Послышался звук отодвигаемого стула.

— Пиши, а я действительно пойду пока запишу показания твоей шпаны.

— Нашел я их в городе возле Ленинградского вокзала два дня назад. Показалось, что странно как-то выглядят. Начал допытываться, и они раскололись, что украли вещи у какого-то разъездного театра — то ли молдавского, то ли румынского. Ну и нарядились в это тряпье.

— То-то я думаю, одеты они не по-нашенски…

— Ну вот…

Через минуту дверь хлопнула и воцарилась тишина.

— Кажется, он спас нам жизнь, — тихо сказал Давид.

Петя почувствовал, как что-то сдавило ему грудь. Абсолютно неизвестный им мужчина ценой собственной жизни выгораживал их, выдергивая буквально из могилы. Он продиктовал показания и звучали они настолько достоверно, насколько это было возможно, учитывая ситуацию.

В замочной скважине брякнул ключ, дверь распахнулась.

— Ну что, засранцы… вспомнили, как дело было? Писать умеете?

Они одновременно кивнули.

Мужчина положил перед каждым лист желтой бумаги и один карандаш.

— Пишите. И советую не врать. — Он покосился на стену, за которой находилась вторая камера.