Он цитирует как пример Джона Беньяна с его напряженным смятением духа в книге «Изобильное милосердие», а также упоминает об учениях некоторых пуритан, особенно Уильяма Перкинса[392]
. Я не склонен разделить эту точку зрения, поскольку характерной особенностью людей, изображаемых Павлом, является не их духовное возрождение, что непросто для многих, но их довольно особенное отношение к закону. Они были в достаточной степени христианами, чтобы возрадоваться в Божьем законе, однако не настолько, чтобы подчиняться его требованиям. Они совершали ошибку, уповая в деле своего освящения на закон, вместо того чтобы уповать на Духа.Профессор Дани говорит об «эсхатологическом напряжении пребывания между двумя эпохами — Адама и Христа» [393]
. Он считает, что Павел свидетельствует о своем опыте как опыте возрожденного христианина, который действительно умер для греха и закона во Христе, но еще полностью не разделил с Ним Его воскресение. Поэтому он «находится как бы в подвешенном состоянии (что довольно неудобно) между смертью и воскресением Христа»[394]. Следовательно, «я» этого верующего распадается на две половины, разделяясь между принадлежностью и Христу, и этому миру»[395]. В этом состоит «двойственный характер жизни верующего»[396], когда он одновременно находится и в Адаме, и во Христе, и порабощенный, и освобожденный. А жалобный стон стиха 24 — это мольба об «избавлении от этого напряженного состояния»[397].Комментируя это толкование, следует, конечно же согласиться с тем, что христиане действительно оказываются зажатыми в напряжении между двумя состояниями:
Если мы обратимся к началу главы 7 и попытаемся воссоздать облик этого «я» (в стихах 14–25), то мы натолкнемся на три момента, которые невозможно обойти. Во–первых, он есть существо возрожденное. Если невозрожденный ум враждебен закону Бога и отказывается исполнять его (8:7), то тот, кто любит закон Бога и стремится исполнять его, есть человек возрожденный. Во–вторых, хотя он возрожден, он все же не является нормальным, здоровым зрелым верующим, потому что истинные верующие были «прежде рабами греха», но теперь «освободились от греха» и стали рабами Бога и праведности (6:17 и дал.), а этот верующий все еще считает себя рабом и узником греха (14, 23). Следует признать, что конфликт между плотью и духом нормален для христианина, и толкователи из среды реформаторов стремились идентифицировать Рим. 7:14 и Гал. 5:16 и далее.
К примеру, Кальвин, комментируя стих 15, пишет: «Это та самая война между плотью и духом, о которой Павел говорит в Гал. 5:17»[398]
(Гал. 5:16 и дал.). Но так ли это? Глава 5 Послания к Галатам обещает победу тем, кто ходит в духе, а глава 7 Послания к Римлянам, выражая уверенность в конечном избавлении (25), все же говорит о поражении.В–третьих, этот человек, как видно, не имеет никакого понятия, — ни теоретического, ни практического — о Святом Духе. Многие исследователи не уделили должного внимания, по словам епископа Хэндли Моула, «этому абсолютному и выразительному умолчанию» о Святом Духе в главе 7. Он упоминается только в стихе 6. Поскольку этот стих называет христианскую эпоху эрой Духа, то естественно предполагать, что эта глава будет изобиловать суждениями о Святом Духе. Вместо этого глава 7 наполнена рассуждениями о законе (который упоминается там вместе с синонимами 31 раз). В главе же 8 Святой Дух упоминается 21 раз, а постоянное пребывание в духе называется истинным знаком принадлежности Христу (8:9). Таким образом, если мы хотим узнать, что есть нормальная христианская жизнь, мы откроем не главу 7 Послания к Римлянам с ее сосредоточенностью на законе и отсутствием сведений о Святом Духе, а главу 8.
Итак, подводя итог нашим рассуждениям, выделим три главных особенности той личности, которая изображена в 7:14–25 Послания к Римлянам. Это любовь к закону (поэтому он возрожден); в прошлом пребывание в рабстве греха (поэтому он не есть освобожденный христианин) и полное незнание Святого Духа (поэтому он не является верующим Нового Завета). Кто же тогда эта необычная личность?