Послание Климента, митрополита русского, написанное к смоленскому пресвитеру Фоме, истолкованное монахом Афанасием

Егда же послан бысть Иона пророк въ Ниневгии, град великый, от Бога, да проповсть ему тридневное разорение, и выше силы своея пророку гнвь воздвигшу на Бога, и от лица Божиа в Тарсъ бжати восхот,[62] то же не ехион морьскый стави шествие того корабля, в немже Иона храпяше во дн корабля, тревечерний он странникъ, тревечерний — яко толико въ кит пребысть, странникь же — бжаниа ради. Не бо бяше время, ни днии алкиотистии тогда, но всемогущаа сила Божиа расбиватися кораблю створи. Пророкъ бо гнваяся бжаше, кораблю же възбрани чюдода Владыка. Множество бо видти бяше корабль пловущых смо и онамо без врда, един же расбивашеся лют Ионы ради. И дотуда не препочи, донеле же гнвливаго того бгуна, морю прдав спасение, получи. Море же, его приим, препусти в пучины своя, пучины же, и приимше, прдаша и въ чрево безсолнечному зврю, глубинному лву, рекше, киту. Чрево же китово, пророка приим, любо хотя, любо не хотя, Ниневгитьску граду скоро добра проповдника принесе; сладкоядный того во утробу приим, пакы же того на живот испусти, иже провда слово Господне и спасению научи, и живот тмь покааниа ради от Бога дарова. То кто се сотвори, не единъ ли Христос Богъ дивный въ славах, творяй чюдеса единъ!

Ибо ни время алкионитскаго ражданиа и возраста потворая, седмореченый годъ парфагеньскую утиши пучину, уноши рыданиемъ, удивльшему съ нимъ пловущему.[63] Алкионъ есть морскаа птица, гнздо же си творить на морьстмь брез, на псц, а яйца ражаеть на псц сред зимы и егда многими бурями втри земли прираждаются.[64] Но обаче престануть в той год втри и утишатся волны морьскыа, и егда алкион насдит 7 дни, в ты бо точию дни изляжет птичища. Но понеже кормля имь треб другую 7 дний и на возрастание птичищем, великыдаровитый бо Богъ и малому сему животу такову тишину даровал есть во время рождениа его и възраста. Но и ходцы морьстии вдят се, алкионытыя зовуть дни ты. Се бо есть и намъ на поучение, иже просити что от Бога добрых длъ и полезных и спасение когда улучити и снабдти, имже Богъ о бесловесных промышляеть и уставляеть. Нас же для что не имать сътворити прславно, яко по образу Божию и по подобию быхом, елма же птица для мала тако велико гордое море дръжиться, посрд зимы тихо стати повелно.

Егда великый Григорий Богословецъ пловяше во Афины, ун сый, навыкнути хотя тх писаний, и ввнезаапу възвавшу духу бурну и возмутившуся морю, яко разбиватися корабълю, и всмъ живота отчаавшимъся, юноши же рыдающи и вопиющи, яко дивитися всмъ сущим в корабли человекомъ,[65] яко и абие суровства Посидонска свободишяся, рекше, морьскаго; и тако во кроткое земли, Димитры, обитати сотвори, рекше, въ кроткое и тихое земли.[66] Димитра бо земля ся нарицает.

Иже въ глубоку старость глубокаа извща. На послдьнюю бо и глубокою старость написал есть 16 словесъ,[67] яже чюдна и хвалы достойна, яже суть прдана церковьному прочитанию за величьство разума и глубину съкровенных ради и дивных словесъ.[68]

Ни саламандръ прованьскый[69] раждеженую на 49[70] всемирный ликъ составльшим[71] в Багдат угаси. Саламандръ есть зврекь, живет же в нутрений Индии, внутреняя же индийскаа, рекше, Срдземлие, в тх мстх и в горах живет зврекь той, егоже зовуть саламанръ. Да той тако устроенъ есть от Бога естествомъ: аще въвергнуть и в пещь огнену, то пламен от его угасаеть, самъ же без врда прбывает. И мнит же списатель на 49 раждеженую, то убо вавилонскаа есть пещь, юже раждьже безаконный царь, лукавы паче всеа земли, егда сотвори и постави тло златое, емуже богоносныа дти не поклонишася. Тогда нечестивый тъ цесарь повел ражьжещи пешь седмь седмицею. Седмь бо седмиць сочетше, обртаемъ 40 и 9. И тако уноши ты в толиц не изваришася огни, хладному убо духу тх осиавшу и пламень в росу претворшу. То ти ни саламандръ угаси багдатьскую пущь, рекше, вавилонскую, но ангелъ Божий всемощный, еже есть Христос Богъ, единочадый Сынъ Отчь, посрд пламене врныа т уноши спасе, прохладив смотрением Божиим. Нечестивый той цесарь акы пророчьску дару сподобися, в пещи того видвъ, вща бо предстоащимъ: «Не 3 ли бяхом мужа въвергли в пещь?»; вси же яко единми усты рша: «Цесарю, въ вкы живи, яко трие суть». «То како, — рече,— азъ вижю четыри, четвертаго же образ бяше подобенъ Сыну Божию?»[72] Но о великое твое смотрение, человколюбче Христе, не токмо отрокы спасе и чюдо сотвори, халда ты опали, но и двичьскую ту показа тайну хотящую быти своего родства. Прежде бо своему боговидцю Моисиови в купин явил еси девичьскую тайну,[73] в пещи же прообразовал еси неопалиму твоея матере девичьскую утробу, на земен образ преложитися хотящу манием ти, человеколюбче.