Послания

2. «Привет тебе из северного града…»

Привет тебе из северного града,
манхэттенская жительница! Окна
в моей квартире инеем покрыты,
трещит камин, с фонографа струятся
рождественские песни. С декабря
мы, милая, отрезаны от мира,
портовые рабочие без дела
сидят в пивных, а добрые хозяйки
уже на рынках выбирают самых
упитанных индеек. В эти дни
кто занят верховой ездою, кто
катается на лыжах, кто проводит
субботы за бильярдом, кто – за бриджем,
твоим ножом я разрезаю книги,
которые с последним кораблём
пришли из Петербурга, а порою —
мороз смягчится, вспыхнет пунш горячий
в хрустальной чаше, мысли, будто в детстве,
легки и беззаботны… К Рождеству
с оказией Цветков из Вашингтона
препроводил мне вечное перо —
то самое, которым эти строки
написаны. Лишь изредка, взглянув
на старую чернильницу, я вдруг
вздохну, вздохну– а почему, не знаю.

А что у вас? На улицах вечерних,

при свете газа, музыка из окон

несётся фортепьянная? Горланят

разносчики сосисок? Из гостиниц
на улицу выглядывают грустно
старухи в чёрных платьях? Пастухи
из дальних прерий, в синих джинсах, так же
дивятся небоскребам и роняют
широкополые смешные шляпы
на мостовые? Ах, американцы!
И горячи, и незамысловаты,
и как-то слишком деловиты – но
я чувствую завидную судьбу
страны твоей, подружка… Новый Йорк
ещё затмит Москву и Петербург,
Париж, и Рим, и Лондон… А покуда
мне снится – ты выходишь из театра
к разъезду, усмехаясь грубой драме
провинциальной труппы, отпускаешь
карету, с наслаждением вдыхаешь
сырой, протяжный ветер с океана,
плутающий в кирпичных – восемь, десять,
а то и двадцать этажей – громадах,
и старый номер «Русского богатства»
из сумочки торчит. Бредёшь одна,
эманципе, и шляпка без вуали…
А что кинематограф? В самом деле
такая удивительная штука,
как пишут монреальские газеты?

3. «Почтеннейший Моргулис, высылаю…»