Послания

собираясь в гости к жизни
надо светлые глаза
свитер молодости грешной
и гитару на плечо

собираясь в гости к смерти

надо чёрные штаны
снежно-белую рубаху
узкий галстук тишины

при последнем поцелуе

надо вспомнить хорошо
все повадки музыканта
и тугой его смычок

кто затянет эту встречу

тот вернётся слишком пьян
и забудет как играли
скрипка ива и туман

осторожно сквозь сугробы

тихо-тихо дверь открыть
возвращеньем поздним чтобы
никого не разбудить

1978

«Я всё тебе отдам, я камнем брошусь в воду…»

Я всё тебе отдам, я камнем брошусь в воду —
но кто меня тогда отпустит на свободу,

умоет ноги мне, назначит смерти срок,

над рюмкою моей развинтит перстенёк?

Мелькает стрекоза в полёте бестолковом,

колеблется душа меж синим и лиловым,

сырую гладь реки и ветреный залив

в глазах фасеточных стократно повторив.

О чём ты говоришь? Ей ничего не надо,

ни тяжести земной, ни облачной отрады,

пусть не умеет жить и не умеет петь —

одна утеха ей – лететь, лететь, лететь,

пока над вереском, над кочками болота

Господь не оборвёт беспечного полёта,

покуда не ушли в болотный жирный ил

соцветья наших глаз, обрывки наших крыл…

1978

«…а жизнь лежит на донышке шкатулки…»

…а жизнь лежит на донышке шкатулки,
простая, тихая – что августовский свет.
Уходит музыка в глухие переулки,
в густую ночь, которой больше нет.
Раскаяния с нею не случится,
затерянной в громадах городов.
Чернеют ноты. Вспархивают птицы
с дрожащих телеграфных проводов.
Когда б я был умнее и упорней,
я закричал, я умер бы во сне —
но тополя, распластывая корни,
ещё не разуверились во мне.

Там церковь есть. Чугунная ограда

бросает наземь грозовую тень,
и прямо в детство тянется из сада
давнишняя продрогшая сирень.
Я всматриваюсь – в маленьком приделе
три женщины сквозь будущую тьму
склонились над младенцем в колыбели
и говорят о гибели ему.
Они поют, волнуясь и пророча,
проходит жизнь в разлуке и труде,
и добрый воздух предосенней ночи
настоян на рябине и дожде…

1978

«когда захлопнется коробка…»