Послания себе (Книга 3)

От испарины волосы мальчика казались еще темнее. С возрастом их цвет, как и черты лица, все больше менялся. Шурик уже не был золотисто-рыженьким одуванчиком, как в младенчестве. Волосы его после года стали светло-каштановыми, а теперь и "позолота" сменялась пепельным оттенком. Личико, некогда бывшее маминой копией, теперь повзрослело: уже никто, как раньше, не называл его "девочкой". В глубине души Гроссман испытывал тайное удовлетворение, когда люди замечали, что Шурик похож на него: действительно, мимика, улыбка, блеск глаз были его, Николая. И только сами глаза - темно-серые, непрозрачные, наблюдающие. Они как будто впитывали в себя весь мир и ничего не отдавали взамен. И кожа - бархатистая, нежная настолько, что были видны сосудики, мраморная. Такой румянец во всю щеку, как сейчас - редкость для него. Воистину, это могло напугать и не только заботливую няню.

Все же Рената успела раньше "скорой помощи". Она вбежала в дверь, которую забыли закрыть Гроссман и Люда, кинулась в детскую - и сразу к сыну.

- Сашкин, Сашкин! - шептала она, целуя его ручки, лежавшие поверх одеяла и на подушке.

Гроссман осуждающе посмотрел на нее и удалился. Няня вкратце объяснила, что случилось. Рената отвернулась к малышу.

- Я звонила, - оправдывалась Люда, - но у вас вначале было занято, а потом...

- Да, да... Ты уже можешь ехать, Люд... Спасибо тебе огромное...

- Думаете, я смогу спокойно...

- Позвонишь через часок, я все скажу. Поезжай, не теряй время...

- Но они могут спросить, что он ел и так далее...

- Да, что он ел? - встрепенулась Рената.

- Вот именно, что ничего подозрительного! Все, как обычно, свежее. Только вот он ел очень плохо. Еле уговорила. Лучше бы и не уговаривала... Что же это может быть, а? Рената?! --губы няни задрожали.

- Я ведь не врач, Люд... Успокойся!

- Да, да, надо держать себя в руках... Но я... - Люда пискнула, зажала рот ладонью и вылетела прочь.

Николай разбирал на кухне привезенные пакеты с продуктами и растравлял свои раны. Да уж, держать себя в руках... Иногда Рената ведет себя совсем неадекватно, как будто ей наплевать на Шурика. Её может унести черт-те куда, она может быть рядом с ним, но при этом так далеко, что до нее не достучишься. А когда он - очень редко, правда - заболевал, она вела себя так ровно и спокойно, как будто ее совсем не интересовала судьба собственного ребенка. Да на ее месте... Ник остановил себя. Он раз и навсегда решил считать Шурика собственным сыном, поэтому нечего и говорить, что кто-то из них двоих должен больше, а кто-то - меньше переживать за малыша. И не только говорить нечего, даже и думать... А Рената превращалась в лед. Короткие, отрывистые приказания, ни капельки жалости, когда ребенок от страха или страданий плакал и не хотел принимать лекарство. Не мать - цепная собака. Но не может быть, чтобы она его не любила. Ведь это единственное, что осталось у нее от... Ну вот, опять! Ведь зарекался же!..

Врачи наконец приехали. Встретив их на лестнице, уже уходившая Люда вернулась.

Шурик проснулся в хорошем расположении духа. Если бы не белые халаты, он и не вспомнил бы о своем недавнем недуге. Малыш терпеливо дал себя осмотреть.

- Может быть, зубки... - задумчиво сказала медсестра. Пусть к вам завтра придет дежурная...

Ночь была беспокойной. Шурик то и дело принимался плакать, и Рената положила его рядом с собой.

- Ну что, Сашкин? Что такое, птенчик? - баюкая сына, шептала она.

- Я упал!.. - каждый раз хрипловато повторял Шурик.

- Это страшный сон...

- Нет... Я упал...

После очередного пробуждения - а он действительно дернулся и даже лягнул при этом Ника (такое случается на границе между сном и реальностью: ты вдруг ни с того, ни с сего как будто оступаешься в яму и содрогаешься, как от удара током) - Шурика вырвало. Рената унесла его мыть, а Гроссман сменил белье.

Они не гасили свет, пока малыш не заснул.

- Ты заметил, как сильно он изменился за сегодняшний день? - прошептала Рената, опираясь на локоть и глядя на измученное личико сына.

- Мы все меняемся, когда нам плохо.

- Нет, он именно повзрослел. Еще утром, когда я уезжала, он был другой.

- Не выдумывай. И давай спать? Нам завтра еще работать и работать...

Рената откинула волосы:

- Завтра я буду с ним...

- Можно подумать... - фыркнул Ник. - С каких это пор? Мать-героиня...

Она подняла на него глаза. Гроссман понял, что ляпнул лишнее.

- Извини... У меня сегодня тормоза не работают... смущенно сказал он.

Рената не ответила, легла на самый край, приобняла Шурика и потушила свет. Николай не услышал ни одного всхлипа, но по тому, как - едва заметно - вздрагивала кровать, он понял, что она плачет.

- Извини, пожалуйста... - шепотом повторил он.

Дрожание прекратилось. Но с утра Рената не сказала ему ни слова.

Не выспавшийся, с синими кругами под глазами, Николай приехал на работу и заглянул в электронный ежедневник. Да, "Бенну"... Через пятнадцать минут, как назначено...