Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице]

— Девушки, красавицы, — обольстительно проворковал он, протягивая завернутую в целлофан книгу Франциско Аяла, — посмотрите, пожалуйста, совпадают ли следы пальчиков здесь, с теми, что вы нашли в Борхесе, и не из одной ли библиотеки эти книги? Только, если можно…

— Побыстрее, конечно?

— Эллочка, скажи Николаеву, какой он у нас сегодня по счету?

— Третий. Так что, дорогой товарищ, записывайтесь на нас в очередь.

— Ну, девушки… А я вам анекдот расскажу.

— Небось политический или старье какое-нибудь. Нас ими твой Соков накормил.

— Что вы! — Сергей закатил глаза и развел «по-восточному» руками. — Вах, вах, изумительный анекдот, из жизни. Приходит бабка в радиомагазин и спрашивает: «Ведь „Шилялис“ литовский телевизор?» «Да», — отвечают ей. «Нет, — качает головой бабка, — мне такой не подходит, он только на литовском говорить будет».

Эллочка, как самая смешливая, захихикала в кулачок.

— Вот дает бабулька. Только на литовском… Ладно, что с тобой сделаешь. Ты скоро совсем сюда переедешь и сядешь нам на голову.

— Ой, перееду девочки. И будет все у нас хорошо, и мы поженимся, — набирая номер, пообещал Сергей.

— Ну-ну, дождешься от вас, — прыснули женщины. — Мы тебе и твоему коллеге больше не верим.

— Это ты, Володя? Звоню от экспертов, они передают тебе привет, страстно целуют и ждут тебя в гости.

— Хватит заливать, нужен он нам. И без него здесь работы хватает.

— Хорошо, — Николаев на мгновение оторвался от телефонной трубки. — Он вас тоже целует… Нет, я сейчас в отдел кадров управления торговли. Заскочи через часок к девочкам, они тебе результаты экспертизы отдадут. Давай.

— Быстрый какой, через часок…

Николаев вышел из управления торговли. Его взгляд остановился на шедшей по фасаду дома напротив надписи «Детская библиотека», и он вспомнил о задании Ольги. До центральной библиотеки было четыре остановки. Сергей сел в троллейбус и вытащил из дипломата свое приобретение.

Старинные волшебные книги, по-моему, раньше назывались гримуарами. Надо хоть взглянуть, перед тем как отдать, что здесь есть еще интересненького. «Вольт». «Нетопырь». «Порча». Что за порча? Ну-ка, посмотрим.

«В субботу надо купить бычачье сердце, затем пойти в пустынное место, вырыть глубокую яму, насыпать слой негашеной извести, а на нее положить сердце. Колоть его продолжительное время, произнося имя врага и стараясь вообразить, что его колешь. Сделав это, возвратиться в молчании, не говоря ни с кем. Каждый следующий день, натощак, производить то же с твердым намерением отомстить. Вскоре это лицо почувствует внутренние страдания, все увеличивающиеся, в особенности, когда ваши мысли будут им заняты; и, если продолжать, то погибнет от сухотки».

Неплохо придумано, но для нас не подходит. Пока натощак выберешься из города на пустынное место, сам от голода помрешь. Нет ли чего более подходящего для наших условий?

«Тяжбу выиграть». «Сделаться угодным царю». «Убийцу изловить». Вот это как раз то, что мне нужно.

«Взять теплой крови убитого и бросить в огонь, чтобы она сгорела, и убийца, хотя бы он находился за несколько верст, возвратится; если же варить кровь убитого на месте преступления, с дубовым деревом». «И это все? Не слишком ли просто? Хотя, как говорят, все гениальное просто. Надо переписать и предложить товарищу майору…»

— Молодой человек, конечная! Троллейбус идет в парк.

Сергей выглянул в окно.

«Остановку проехал. Ладно, пройдусь пешком».

На улицах, хоть до октябрьского юбилея был почти еще месяц, на столбах уже вовсю развевались кумачовые стяги и транспаранты, а витрины были украшены трехметровыми орденами Октябрьской Революции. В большинстве продуктовых магазинов это вообще было единственным, чем они могли похвастаться, не считая многочисленных без толку слоняющихся или скучающих за пустыми прилавками продавцов в грязных халатах. Конечно, понятно, что к празднику магазины постараются заполнить хоть какими-нибудь продуктами и консервами, хранящимися на складах, но многим уже сейчас было ясно, что Горбачев со своей цэковской компанией, откровенными заигрываниями перед Западом и пустыми разговорами вел страну к пропасти.

Николаев остановился перед перегородившим улицу огромным, метров десять в высоту, портретом генерального секретаря. Два десятка рабочих, большинство которых уже были «под мухой», при помощи двух подъемных кранов пытались водрузить это произведение монументального искусства на стену дома. Интересно, сколько народа можно было бы одеть, если собрать весь материал, потраченный на знамена, лозунги и подобные портреты за годы советской власти?