Посланник МИД. Книга вторая

– Товарищ Козырев, я и сам за три с половиной месяца послал в Москву до полусотни шифровок с предупреждением, – сказал он мне тогда. И добавил: – Правда сроки разные были… то 25-26 апреля…, то 15 мая… то вот 22 июня…

Затем он с боевым задором повесил в посольском зале для приёмов огромную карту Европы и стал всем охочим пояснять, как Красная Армия сейчас подходит уже к Варшаве и Кёнигсбергу… Добавляя, что командующий самым главным военным округом, а теперь фронтом – Западным, является легендарный испанский герой танкист – товарищ Павлов и он как даст немцам… из Белостокского выступа «… те в миг до Берлина откатятся»…

Я не стал ничего говорить паркетному стратегу, просто зная, что там происходит на самом деле…

С ним вступили в спор другие «кутузовы» и стали с энтузиазмом доказывать тому, что вначале наши будут изматывать немцев в предполье перед «линией Сталина», а только потом погонят до Берлина, а то и до Ла-Манша…

Где уже по дороге … освобождая разные там Брюсели и Париж в придачу… Вот так начинался самый длинный день в году – 22 июня 1941 года в полпредстве СССР в Берлине… Никакого уныния и страха не было, все верили в нашу очень скорую Победу!

Поскольку телефонная связь по прежнему не восстанавливалась и позвонить в Москву не удавалось, то Деканозовым было решено отправить телеграфом его сообщение о разговоре с Риббентропом.

Шифрованную депешу вызвался отвезти на главный почтамт Берлина я сам на посольской машине с дипломатическим номером.

Это был наш громоздкий «ЗИС-101», который обычно использовался для поездок на официальные приемы.

А за одно нужно было позвать товарищей из торгпредства на собрание… Машина выехала из ворот, но тут же была остановлена и через 15 минут я возвратился в посольство пешком один.

Мне удалось вернуться лишь благодаря тому, что при мне была дипломатическая карточка.

Нас остановил какой-то патруль. Шофер и машина были взяты под арест…

В гараже посольства, помимо «зисов» и «эмок», был желтый малолитражный автомобиль «Опель-Олимпия».

Я решили воспользоваться им, чтобы, не привлекая внимания, добраться до почтамта и отправить телеграмму.

Эту маленькую операцию мы разработали тут же.

После того как я сел за руль, ворота распахнулись, и юркий «опель» на полном ходу выскочил на улицу.

Быстро оглянувшись, я вздохнул с облегчением: у здания посольства не было ни одной машины, а пешие эсэсовцы растерянно глядели мне вслед.

Как я и ожидал, телеграмму сразу сдать не удалось.

На главном берлинском почтамте все служащие с испуганными лицами стояли у репродуктора, откуда доносились истерические выкрики Геббельса.

Он говорил о том, что большевики готовили немцам удар в спину, а фюрер, решив двинуть войска на Советский Союз, тем самым спас германскую нацию. Я подозвал одного из чиновников и передал ему телеграмму.

Тот, посмотрев на адрес, воскликнул: – Да вы что, в Москву? Разве вы не слышали, что делается?..

Не вдаваясь в дискуссию, я попросил принять телеграмму и выписать квитанцию. Забегая вперёд скажу, что вернувшись в Москву, Деканозов узнал, что эта телеграмма так и не была доставлена по назначению…

Возвращаясь с почтамта, я решил заехать в наше торгпредство… Оно находилось на Лиценбургерштрассе… Но меня к нему не пустили… Здание торгпредства было оцеплено и его уже захватило гестапо…

Я видел, как прямо на улицу полицейские выбрасывали папки с документами. Из верхнего окна здания валил черный дым. Там… как я позже узнал… шифровальщик торгпредства… геройский товарищ Лагутин, забаррикадировав дверь от ломившихся к нему эсэсовцев, сжигал шифры.

А когда штурмовикам удалось, наконец, взломать стальную дверь, Лагутин уже успел всё уничтожить. Задыхаясь от дыма, почти без сознания он лежал на полу.

Эсэсовцы его жестоко избили и уволокли в застенок. Только через несколько дней, по настоянию нашего посольства, он был доставлен туда весь в кровоподтеках…

Когда я, возвращаясь назад, повернул с Фридрихштрассе на Унтер ден Линден, то увидел, что около подъезда советского посольства уже стоят четыре машины защитного цвета.

– По-видимому, эсэсовцы уже сделали вывод из своей оплошности, – подумал я.

В самом посольстве было всё спокойно… На втором этаже несколько человек по-прежнему стояли у приемника. Но московское радио ни словом не упоминало о войне.

Я доложил Деканозову о выполненном задании и вручил ему квитанцию об отправке телеграммы. Он удовлетворённо кивнул на это, как чему то обычному…

Но затем его и товарища Бережкова я просто потряс своим сообщением о виденном мною варварском захвате нашего Торгпредства.

Тут сыграло то, что я внутренне был готов к такому развитию событий.

А им это всё казалось ужасным нарушением дипломатических и международных норм… как например захват наших диппредставительств в далёкие уже 20-е годы…

Они ещё раз переспросили меня: – Не путаю я чего ни будь?

Я был вынужден поклясться «памятью Ленина». Этой наивной клятве они поверили… Хотя и выглядели ошеломлёнными и смотрели не верящими глазами на меня…