"Тогда, - сказал он, - мы, вполне умные, образованные, не допускали к мысли, что обязательное может стать необязательным, а люди – нелюдьми. Вялое мышленье погружало нас в туман беспечности; многие из нас не сразу разглядели надвигающуюся на мир мерзость, хотя Освальд Шпенглер предупреждал…Ещё после 1914 года…"
Ганс Корн вновь замолчал.
Я терпеливо ждала. По тому, как он пристально вглядывался во тьму, я догадалась, что он собирался с мыслями.
Наконец, он продолжил: "Вот и теперь живые имеют возможность читать книги Примо Леви, Имре Кертеса, Залмана Градовски, Аарона Апельфельда, Ицхокаса Мераса… А что с того? Разве от иллюзий и самообмана избавляют книги? В каждом человеке заложены гены смерти, но смерти друг другу не равны, и не бывает так, что живые лишь только совершенно живы, или так, что мёртвые лишь только мёртвы. Нас убили, и ничего иного нам не оставалось, кроме как каяться в том, что позволяли себя отравлять бесконечным бредом о Новом Мире и Новом Человеке. Не зря кто-то перед смертью завещал, чтобы на его надгробном памятнике записали: "
Утром 24-ого ноября 2012 года колыхнулась земля, и к нам проник запах гари.
Элиас Копеловски сказал:
- В мире землетрясение.
Георг Колман сказал:
- Извержение проснувшегося вулкана.
Курт Хуперт сказал:
- Это больше похоже на передвижение танков.
Мы замерли, словно живые.
"В мире. Вроде бы, снова…" - подумали мы.
Вечером того же дня приоткрылась земля, и к нам сошла "новенькая".
- Сердце? - спросили мы у старушки.
- Не знаю, - устраиваясь среди наших скелетов, проговорила она.
- Печень?
- Не думаю.
- Неразделённая любовь?
Выплюнув мелкие песчинки из провалившегося рта, "новенькая" рассказала о том, что ракета, выпущенная из Газы в Ашкелон, задела угол четвёртого этажа.
* Книга "Зоар".
Квартиру разнесло. Земля заколыхалась. Если бы вы это видели?
- Мы видели, - сказал я.
- Вы?
- Да. Все мы…
- Шутите?
- Редко, - заметил Копеловски.
- А накануне у меня в гостях был мой внук, и он сказал, что его призвали…
Теперь мой внук под Газой. И он, и другие мальчишки.
- Давно надо было… - сказали мы. - Когда в мире зло, необходимо с ним
- Вам-то теперь хорошо, - всхлипнула "новенькая", - а что будет с нашими мальчиками? Души в вас нет…
Скрипнув челюстью, Элиас Копеловски, возразил:
- Ошибаетесь, дамочка, свои души мы не растеряли …
Пальцы "новенькой" пытались освободить слипшиеся веки от комьев земли, а губы спросили:
- А вы, собственно, кто такие?
Цибильски сообщил:
- Мы те, кто, начав подгнивать на нарах Биркенау, догниваем здесь. То, как мы выглядим, нас не беспокоит. С сорок четвёртого года не беспокоит. Здесь мы в основном заняты тем, что обдумываем свою прежнюю жизнь, пытаемся разобраться в том, что с нами случилось, то есть, стараемся понять, в чём причины вселенских ужасов.
- Вы? - "новенькая" пришла в замешательство. - Разве в вашем состоянии возможно понять?
- Предпринимаем меры.
- Тем, что от нас осталось, - дружно отозвались мы и, покачивая черепами, представились:
Генрих Хуперт.
Курт Хуперт.
Янка Колман.
Георг Колман.
Франц Колман.
Элиас Копеловски.
Ганс Корн.
Ганс Цибильски.
"Новенькая" ненадолго задумалась, а потом сказала, что наши имена ей, вроде бы, знакомы.
- Наши имена? - не поверил Георг Колман.
- Точно, ваши!
Курт Хуперт оживился:
- Мадам, в вас начинает прорастать юмор смертника. Поздравляю!
- Смертника? - дрогнувшим голосом спросила "новенькая". - Где я?
Георг Колман небрежно проговорил:
- А где, по-вашему, можно оказаться после того, как выпущенный из Газы снаряд снёс вашу квартиру вместе с вами?
Женщина губки сложила, затем, словно спохватившись, губки раскрыла и озадаченно полюбопытствовала:
- Я мертва?
- Какая вам разница? - заботливо проговорил Цибильски, - Ни один мёртвый не догадывается, что он мёртвый.
Женщина недоумённо покачала головой.
- Так здесь Рай или Ад?
- В своё время мы свой срок в Аду отбыли, и теперь за хорошее поведение пребываем