- Но здесь сыро, слизко и такое ощущение, будто находишься под омерзительным стоком, - пожаловалась "новенькая".
Цибильски мягко пояснил:
- Так ведь над нами территория живых…А то, что тут и в правду сыровато и, поскользнувшись, рискуешь пораниться, то что уж станется с мёртвым?
- Мрачно тут, - не сдавалась "новенькая", - всё закупорено и ничего не видно.
Вмешался Элиас Копеловски.
- Освещение тут, безусловно, неважное, довольно тесновато, зато не бывает семейных склок, революций, погромов. Здесь свято соблюдают покой, здесь нет нужды быть героем или ублюдком, подчиняться кому-то или подчинять кого-то себе, свершать деяния, за которые неловко и перед самим собой, и перед другими; здесь тебе нет забот личного характера, здесь, в укромной прохладе, не испытываешь чувства незащищённости или страха перед смертью. Это лишь тех, которые
- Помимо червячков, - встрял Цибильски.
После всего услышанного, тело "новенькой" нелепо изогнулось, помутились её глаза, жёлтая прядь волос прилипла к губам, а из горла вырвался глухой хрип:
- На кой чёрт мне такой дом?
Георг Кольман встрепенулся.
- Мадам, - заметил он, - пребывать в Раю и при этом упоминать чёрта не принято, а в присутствии нас – просто невежливо. Между прочим, пребывание в нашем секторе надо заслужить. Здесь "случайных" быть не может. Например, три года назад мы прогнали нескольких парней – оказалось, что они не имели никакого понятия о том, ни кто такой Гитлер, ни кто такой Бен-Ладен.
- О, Господи, - обречённым голосом проговорила "новенькая", - с кем Ты меня поселил?
- Оставьте, мадам, с негативом, - заметил Цибильски. - лучше используйте предоставленные вам привилегии. Наслаждайтесь покоем, блаженствуйте!
По тому, с какой настороженностью женщина прислушалась к сухому треску наших костей, а также по её ядовитой усмешке, мы догадались, что за долгие годы, прожитые
- Который час? - спросила "новенькая".
У Цибильского скрипнули шейные позвонки, сухо постучали челюсти.
- Зачем вам? Куда-то опаздываете?
Покрутив перед собой трясущимся пальцем, женщина заметила:
- Кажется, эта ночь слишком затянулась.
- Здесь нет ночи, нет дня, нет времени, - пояснил Цибильски. - Здесь одна лишь вечность…
Мутный глаз "новенькой" выдвинулся чуть вперёд и замер. Освободив прилипшую ко рту жёлтую прядь волос, женщина горестно всхлипнула:
- Опасаюсь за внука и за наших мальчишек, которые под Газой…
Курт Хуперт стряхнул с маленького черепа Франца пыль и сказал:
- Там не мальчишки, а бойцы.
"Новенькая" замолкла. По выражению её мертвенно-бледного лица, по тому, как рассеянно она нас слушала, я понял, что её охватило уныние. "Перед бессилием никакая сила не устоит" - подумалось мне.
- Ваш внук цел и невредим, - сообщил я
В меня впился взгляд –
сверлящий,
изумлённый,
недоверчивый.
Я пояснил:
- Мёртвые всё видят!
Глаза женщины обильно увлажнились.
- Правда?
Цибильски заверил:
- Ко мгле, в отличие от мрака, привыкают…Со временем и вы увидите…Насмотритесь…
Приноравливаясь к своему состоянию, "новенькая" всё яростнее осуждала людей того мира, который её из себя вытеснил, а однажды поинтересовалась, можно ли защититься от угрозы конфликтов и войн. Я обещал переговорить с Освальдом Шпенглером.
Философ охотно откликнулся и в ответ на вопрос "новенькой" привёл беседу древнего мудреца Эпиктета с горожанином, который поссорился с другим горожанином.