После

Как же сложно анализировать свои поступки, особенно теперь, когда вскрылась правда о проклятье! Что можно списать на его действие, а что нет? Да, проклятье делало ее взрывной и вспыльчивой, но не оно повесило шоры на глаза, не оно делало равнодушной к измотанности мужа.

Виктория слишком громко вздохнула от сожалений о прошлом — и замерла, испугавшись, что Арен проснется. Но император не шелохнулся, продолжая лежать в той же позе и размеренно дышать, как любой глубоко спящий человек.

Она вновь вспомнила, как раздевала Арена вечером, и немного смутилась — впервые за годы брака Виктории захотелось прикоснуться к мужу ниже пояса, и вспомнился совет Несс, и руки невольно потянулись туда…

«Не надо», — сказал Арен кратко, покачав головой, и Виктория не посмела перечить.

Теперь ей было интересно, испытывал ли он хотя бы раз такое же удовольствие в постели, как она. И в то же время Виктория боялась услышать ответ на этот вопрос, понимая, что он вполне может оказаться отрицательным.

Она всегда наслаждалась близостью с мужем, забыв про старые страхи. Она знала, что супружеская постель не обязательно несет в себе радость и удовольствие, но у нее подобного опыта не было, Арен все время доводил ее до состояния какой-то невесомости, когда чудилось, что ты — не человек, а облако в небе, так легко и замечательно было.

Было ли ему так же?

Был ли он вообще счастлив с ней, как она с ним?

Виктория вновь вздохнула, но уже едва слышно. Да, она действительно была счастлива с Ареном все эти годы — несмотря на проклятье, ревность и собственные истерики, несмотря ни на что. А вот он…

Императрица мгновение смотрела на его лицо, но быстро отвернулась, не в силах выносить черные провалы на месте глаз и рта. Она вспоминала, насколько часто Арен говорил ей, что устал, вспоминала, как он быстро засыпал, едва коснувшись головой подушки — иногда даже не накрывшись одеялом, — и Виктории было больно и стыдно.

«Неважно, что говорить, — подумала она, потерев заслезившиеся глаза. — Можно утверждать, что любишь на словах, а на деле мучить, как я мучила Арена. Нет в мучениях никакой любви! Когда любишь, не хочешь, чтобы мучился тот, кого любишь».

Виктория тихо подошла к кровати и вновь легла. Медленно подползла к мужу, осторожно обняла его одной рукой и уткнулась носом в спину.

«Я больше не буду тебя мучить, — обещала она самой себе так твердо, как могла. — Никогда».

* * *

Арен встал и ушел в свой кабинет раньше обычного — сон рядом с Викторией был беспокойным, и если в начале ночи он уснул просто потому что устал, то ближе к утру находиться в ее спальне стало невыносимо.

К Софии император не пошел, хотя очень хотелось, но ему нужно было подумать обо всем еще раз. Думалось, правда, плохо, и Арен чувствовал себя человеком, запертым в комнате без дверей и окон — оставалось только биться лбом об стену.

Ощущение разорванности преследовало его с вечера, когда он уходил от Софии, и до сих пор не отпускало. И Арен не представлял, как лучше поступить, чтобы уменьшить боль. Не свою — Софии. Он бы хотел, чтобы она была счастлива, а не мучилась, не страдала от их тайной связи.

Но разве ей будет легче, если он ее отпустит? Если бы Арен понимал, что да, будет — он бы попросил Софию уехать из дворца тут же. Но увы — подобный поступок не сулит ни ей, ни ему ничего, кроме боли и переживаний.

От этих рассуждений мутило и саднило в сердце, и император усилием воли заставил себя перестать думать об отношениях с Софией, переключившись на проблемы родовой магии.

Да, Рон и Эн молодцы — за такой короткий срок умудрились разобраться в вопросе, на который не могла ответить специально созданная комиссия более десяти лет. Они, конечно, еще не до конца разобрались, но продвинулись уже гораздо дальше. Хотя Арен и снабдил их секретной информацией, ее ведь нужно было правильно использовать, а уж догадка о роли Венца в этой истории — и вовсе заслуга этих двоих изыскателей.